| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
(Окончание. Начало на 2-й странице обложки.)
Позднее 'Марсельезу' постигла ещё более печальная участь: под её звуки министры, банкиры и генералы, выстроившись перед памятником погибшим (надо сказать, что таких памятников понастроили везде, один уродливее другого), произносили бессмысленные слова в так называемую честь мучеников империалистической войны.
Слова этой песни были так залеплены грязью и кровью, что 'Марсельезу' могли отныне петь лишь неискушённые школьники или отщепенцы. Народ пел другую французскую песню - 'Интернационал'.
Время шло. Геринг поджёг рейхстаг. Его подражатели во Франции попытались поджечь Палату депутатов. Глубины французского народа начал прорезать луч света, там бурлило глухое недовольство, выплеснувшееся потом в лозунг единства и песню победы. Тогда родилось единство действий социалистов и коммунистов, родилось единство профсоюзного движения, родился Народный фронт. Коммунисты были лучшими его строителями. Но чем увенчались бы их усилия, если бы они не выражали воли французского народа?
Волна, которой предстояло захлестнуть всех, захлестнула и меня. 14 июля 1935 года, в день национального праздника - годовщины взятия Бастилии - я утром присутствовал на заседании Народного фронта. Делегаты заняли места на трибунах велодрома. Жак Дюкло говорил речь. Осторожно, раз, потом другой, он процитировал строку из 'Марсельезы', предваряя это словами: 'Как поётся в нашей 'Марсельезе'... Как говорится в бессмертной песне наших отцов 'Марсельезе'...' И каждый раз он с надеждой ждал. Трибуны безмолвствовали... И тогда председатель Лиги прав человека Эмиль Кан сорвался с места, бросился к микрофону и закричал: 'Граждане, вы слышали, что сказал Жак Дюкло?' И начал петь: 'Вперёд, дети отечества...'
В жизни своей я не слышал ничего, менее похожего на первые такты 'Марсельезы': Эмиль Кан пел вдохновенно, но при полном отсутствии музыкального слуха.
Двое моих приятелей и я начали подпевать: 'Вперёд, дети отечества...' Мы пели под обращёнными на нас взглядами, исполненными удивления и презрения. Двумя рядами ниже руководитель социал-демократической федерации Сены и Уазы величественным и многозначительным жестом надвинул на голову шляпу, демонстрируя таким образом своё нежелание иметь к нам какое бы то ни было отношение. Мы потерпели полный крах. Правда, всего лишь на несколько часов, так как слияние нашей мысли с духом народа Парижа - вскоре восторжествовало.
Расцвеченная флагами демонстрация начала своё шествие от площади Бастилии к площади Нации. Это было зрелище, поражающее удивительным сочетанием взрывной силы и привычки. Всякий раз, когда манифестанты, певшие какую-нибудь революционную песню - 'Молодую гвардию', 'Карманьолу' или 'Славу 17-му', - проходили мимо обелиска Свободы, люди подымали глаза, разворачивали трёхцветные флаги и, быть может безотчётно, запевали: 'Вперёд, дети отечества...' Многие плохо знали слова этой песни, но припев - 'К оружию, граждане!' - подобно могучему орудийному залпу, исторгался из людских сердец.
Дело было сделано. С тех пор народ уже не переставал петь свою 'Марсельезу'. Во время манифестации перед войной, во время войны - под винтовочными дулами палачей, после войны. Ни одно собрание коммунистов, которое, по выражению Мориса Тореза, 'осенено красным и трёхцветным флагами', не проходит без того, чтобы его участники не спели 'Марсельезу' и 'Интернационал'.
'Марсельеза' вновь стала зовом той, которая рвётся в мир из каменного барельефа Рюда на Триумфальной арке, - зовом Республики.
'Марсельезе' было суждено ещё одно рождение. Прослушайте вторую звуковую страницу.
Фредерик РОБЕР, Париж
