| Обл.1 |
| обл.2 |
| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
| обл.4 |
|
|
Владимир ЦЫБИН Ч А С Ы Р А С С К А З
еперь я точно знаю, откуда не вернулось моё детство. Оно у меня совсем маленькое было - почти не увидишь от земли. Вот стучат вроде б на столе часы: 'Тик-так, тик-так'. Все спешат куда-то, как моё детство давным-давно, спешат, спешат. Две стрелки на часах - два крыла бабочки: медленно взмахивают стрелки, а улететь не могут. У нас дома часов не было, были часы у Сергея, а он их на войну унес. Но все равно я слышу, как их кто-то заводит каждое утро. Только стрелки крутятся, а цифр нет - время не показывают: И ночью я разговариваю с Сергеевыми часами: - Почему вы одинаковые всё время и одинаково стучите? - Так-так, - отвечают Сергеевы часы. - Если вы остановитесь, то дни быстро бежать будут? - Так-так, - отвечают Сергеевы часы. А может, в часах сидит кузнечик и куёт время? Бьёт себе молоточком по какой-то там части? А что, если Сергей свои часы в стене избы спрятал? Ведь я слышу их, точно слышу! Ночью я играю в догонялки с часами: часы от меня убегают, а я догоняю их. А потом они меня догоняют, и тогда я становлюсь совсем маленьким, каким был в начале войны. - Ух! - говорю я Сергеевым часам. - Всё-таки догнали! - Это ты запыхался, - говорят Сергеевы часы, - вот почему так быстро и догнали тебя. Обычно долго догоняем, но все равно догоним: никто от нас не уйдет - ни хитрый, ни быстрый. - А если я спрячусь? Возьму и спрячусь? Ну, хотя бы в воду нырну? Тогда что? Или в сундук залезу? - Так-так, пустяк! - говорят Сергеевы часы. - А в жмурки вы умеете? Это же просто - завязать глаза полотенцем и догонять: Я лежу на печи и тихо слушаю, как тиктакают Сергеевы часы, которые он унес с собою на войну. И разговариваю с ними потому, что сейчас со мною не любят разговаривать: сейчас война, и всем, никому-никомушеньки не до меня: Я люблю придумывать часы и разговаривать с ними тихо. Это моя игра, которую я сочинил. ● После смерти Сергея у нас в избе остались часы. Мама положила их в сундук, где они остановились давно. Иногда, когда передвигали по какой-нибудь надобности сундук, они начинали стучать с перебоями, потом опять останавливались. И тогда мать говорила: - Серёжа эти часы любил. Ему их дали на каких-то состязаниях. Он с ними на войну ушел. Серёжу вот поранило, а часы - нет, целёхонькие. Значит, живучие. Вот и сейчас - их не заводили, а они идут: Когда она оставалась одна, то порою вынимала из сундука часы, развертывала тряпочку и заводила их чуть-чуть. Послушает-послушает и, как только они переставали ходить, снова завертывает в тряпочку и кладёт в сундук: Мне кажется, что это она слушала Сергеево сердце, которое осталось в часах. И мне самому так представляется, что мать отчасти права, потому что люди заставили биться часы так же, как сердце, - не медленней, не быстрее. Оттого, наверное, и время мерится этой мерой: Мне хочется разговаривать с часами, но часы молчат и ничего не отстукивают. А других часов у нас нет, как впрочем, и ни у кого. Часы и радио есть только у Рябова. И я тихонько передвигаю сундук: может, завод ещё остался, и часы мне что-нибудь скажут. 'Тихо, ти-хо, ти-хо, тихо!' И я обижаюсь на часы, что они со мной не разговаривают, а сами что-то слушают в себе. А может, их тоже контузило бомбой? Только ночью в мой сон приходят часы и начинают стучать всю ночь напролет, словно хотят меня разбудить и о чём-то спросить. Но я не могу проснуться и говорю: 'Не надо, не надо. Вы всё равно не умеете говорить'. - Ишь как, ишь как! - укоризненно говорят часы. Но я сплю и только под утро просыпаюсь от дождя: ● Теперь у нас стали заводить Сергеевы часы, потому что часы без работы могут умереть. И еще маме сказали такую примету: если в избе часы не ходят, значит, к беде. Да и самим хочется помнить время. А то соседи приходят и спрашивают: - Сколько время? - Не знаем. - Так у вас же часы! И приходится объяснять, что часы незаведённые. И теперь, когда стали возвращаться с войны, часы пошли, я привык к их тиктаканью. Но меня по-прежнему забавляли стрелки: они все кружились и кружились вокруг своей оси, и я понимал, что так надо, что это кружится время: И я опять разговаривал с часами, когда больной дедушка засыпал. - Тише, ти-ше! - говорили часы, а сами спешили: - Ти-ше: И мне хотелось, чтобы они спешили, не кружились, а ходили прямо, но я не знал, как это сделать. - Наверно, вам надоело показывать одно и то же! - говорил я. - Вечно одно и то же. - Ни-че-го, ни-чего! - говорили часы. - На-до, на-до. Радостно они стучали. И я слушал их и забывал, что я давно маленький, с самого рождения. У нашей избы появилась душа: это были заведённые Сергеевы часы: ====================================================================================== Вы переложили себя на музыку Касьяну Голейзовскому семьдесят пять лет. Он учился живописи у Врубеля, скрипичной игре у профессора Крейна, актерскому мастерству у замечательного петербургского актёра и педагога Сладкопевцева. В течение полувека судьба сводила его с такими титанами хореографии, как Анна Павлова, Вацлав Нижинский, Михаил Фокин. Долгая жизнь в искусстве не означает механического увеличения объема проделываемой работы. Вернее было бы сказать, что Голейзовский, непрестанно обогащая искусство танца (иногда из-за одной его жемчужины знатоки спешат на вечер хореографических миниатюр), в то же время может сохранять творческую верность тому, что было найдено им еще в юности. Так, в 1910 году в присутствии самого Скрябина он создавал свою 'Скрябиниану'. Но работает над ней и спустя полвека. Он говорит: - Почему меня так тянет к хореографии? Ведь мне приходилось серьезно заниматься очень многими видами искусства: Классическая хореография - это, по-моему, самое высокое из искусств. Она дает возможность воплотить на сцене такие всеобъемлющие образы, как мир, любовь, ненависть, мечта. Часто приводят обычную сентенцию: актёр умер в режиссёре. Мне кажется, что в данном случае танцовщик растворяется в идее постановки. Впрочем, не до конца. Не имей артист ярко выраженной индивидуальности, даже самый гениальный режиссёр ничего не сумел бы создать. Но в том случае, когда хореограф и артист балета достигают творческого согласия, зритель имеет возможность увидеть совершенно необыкновенную картину танца. Летом он живёт в деревне Бехово на Оке. Голейзовский любит слушать голоса леса. Но лес еще и материал для скульптора. Голейзовский - превосходный резчик по дереву. Во всем: в природе, в искусстве, в жизни шумного города и в тишине деревенских сумерек - он улавливает прежде всего ритм. И когда Голейзовский странствует по деревням, забирается в глухие сёла, чтобы увидеть чудом сохранившуюся от давних времён пляску, то в этом сказывается стремление мастера связать воедино разорванные нити народного ритма-танца. - Движения настоящей народной пляски, - рассказывает он, - заколдовывают человека. И сегодня мне интересно сделать такой танец, который не нёс бы на себе отпечатка постановочной работы хореографа. Чтобы он как бы проистекал из настоящих народных обычаев и традиций. Мне хотелось бы, чтобы этот танец нравился всем. Чтобы молодые люди, танцуя его, не забывали про упоительное ощущение молодости. В жизни бывают минуты воодушевления и какой-то особенной красоты, которые заставляют человека интуитивно входить в ритм: Н.ВИКТОРОВА В композицию включены рисунки К.Голейзовского к балету 'Лейли и Меджнун'. Попробуйте войти в ритм нового танца К.Голейзовского 'Непоседа' (на пред. стр. фото - слева). Танец состоит из двух фигур. Размер танцевального такта - четырёхдольный. Он укладывается в музыкальное деление ритма 'Босса-нова'. Итак, слушайте девятую звуковую страницу. |
Звуковая страница 9 - К.Голейзовский знакомит с новым танцем 'Непоседа'. Музыка Ю.Шерлинга.