|
|
||||||||||||||||||||||
дебютанты из восьмидесятых АННА ГЕДЫМИН Какое странное понятие - молодой поэт! Рискнём ли мы назвать молодым. Лермонтова, ушедшего в неполных 27, или Веневитинова, утонувшего в 23 года? Они живут вне своего возраста, старики от рождения. А, скажем, стихи Мандельштама дышат вечно юношеской энергией. Наверное, молодость для поэтов - это свойство мирочувствования. Стихи Анны Гедымин молоды именно в этом смысле. В них вечное ожидание чуда, любование роскошью мира, певучей, сладкой щедростью каждого дня. Но это не беспечность гостящего на земле небожителя. Радость поэта неоглядна, да рядом с ней - прорывы в страдание, высокая тоска по бренности бытия. И смерть несмертельна. Чего ещё надо? Мы будем травою под сводами сада, Улыбчивой кроной осины весенней, И нет воскресения воскресенней. Открытость жертвенна, потому что лишает душу поэта защитной оболочки. Но когда наступают 'чёрные дни', на помощь приходит сама поэзия - врачевальное искусство высшей чистоты. И тогда видно, что даже боль в стихах поэта просветлённая, ибо в ней заложен будущий катарсис. Пусть буду петь или не петь я, Бездельничать, вершить дела, В конце двадцатого столетья Я всё равно жила-была. Прислушаемся к этому голосу, который уже не вычеркнуть из святцев времени. Александр ЛАВРИН |
■ Огромный, птичий, солнечный, явись! Какое лето родилось, вскипая, Какая зелень, синева какая, Возникнув рядом, за руки взялись! А суета, твоя тоска и злость Как лёд речной и трёпанные ели. Но реки сохли н стволы худели, А лето снова, снова родилось. Ты задержись на миг, остановись, Зажмурь глаза, чтоб не обжечься светом, И этим утром, вместе с летом, Огромный, птичий, солнечный, явись! ■ 'Как звать? - и смеётся. Зовите Галина. А вы из Москвы, где не верят слезам?' И эта накрытая небом долина На зависть идёт её рыжим глазам. А эта забытая Богом долина, Пожалуй, не стоит Галининых глаз. Приходит прохожий, умело и длинно Галину на море зовёт, на Кавказ. Она улыбнётся, теперь уже строго, И скажет - как будто овеет зимой, Мол, стоит ли дело? - такая дорога, Чтоб вновь через месяц вернуться домой. 'Родня моя ездит в Москву, кто не занят, А я не хочу, раз не ценят в ней слёз. Ну можно ль, скажите, сухими глазами И небо, и землю увидеть всерьёз'. ■ Ах, какие мы оба калеки! Не нисходит на нас благодать. Даже тощие южные реки Умудряются море создать. Даже птицы, проведав про вьюгу, Забывают обычный разлад, Собираются в стаю - и к югу, А весной прилетают назад. Нам бы свадьбу cыrpaть честь по чести, Или плюнуть - уйти кто куда. Полбеды, что не можем быть вместе, Что расстаться не можем - беда. ■ О любви? - опять не хватит слов, Да и словах она и не такая. Вспомни, как звучит, не умолкая, Колокольня без колоколов, Как стоит на давнем берегу, Гулкая от берега до крыши, Я молчу, и что сказать могу Громче тишины и выше... ■ ВОСПОМИНАНИЕ Я всё равно бы не смогла Вторично потерять дорогу И в небе чёрного стекла Как бы растаять понемногу. |
Не так бы вскрикнул лунный свет, Не так бы скрылся осторожно:. Пусть в жизни повторений нет, Но в памяти вернуться можно Всего на миг, забыв дела, Хотя и года было б мало, Туда, где осень отцвела И нецветной природа стала, Где черноствольные леса Едва подсвечены снегами... И только ночь. И небеса. И нет дороги под ногами. ■ Горькая дань просвещённому веку (Спятил он, что ли? Оглох и ослеп?): Всю уникальную библиотеку Бабка в войну обменяла на хлеб. Хлеб тот промёрзший детишки понуро Отогревали, в ладони дыша ... Не оттого ли, литература, Перед тобой замирает душа? ■ Осень тихая, строгая Наплывает неспешно, Душу утлую трогая Нетепло и безгрешно, Избавление жалуя Невпопад, Христа ради Как машина пожарная, Опоздавшая на день... ■ Воцарилась осень туман клубя, Серебря под утро стволы и лужи ... Мне с тобою плохо, но без тебя, Знаешь - хуже. Мне плевать, что сумерки хороши, Что пьянит дубрава листвой лежалой: Ты сказал, что нет у меня души, - Да, пожалуй. А приду домой, не зажгу огня, Заскребётся мышь за диваном тихо, А душе, хоть нет её у меня, Лихо. ■ Под утро вдруг взметнулось, точно крик, Прозрение, что ты почти старик. А выскочила прочь, в туман, в траву, Сама себе странна, невыносима, Как мысль, что я тебя переживу И буду, может быть, ещё красива: И с той поры в спокойствии твоём Я чувствую геройство, боль и милость. Благодарю, что мы ещё вдвоём! Прости, прости, что поздно появилась. |