Обл.1

обл.2

1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
обл.3

обл.4

 

дебютанты из восьмидесятых

АННА ГЕДЫМИН

   Какое странное понятие - молодой поэт! Рискнём ли мы назвать молодым. Лермонтова, ушедшего в неполных 27, или Веневитинова, утонувшего в 23 года? Они живут вне своего возраста, старики от рождения. А, скажем, стихи Мандельштама дышат вечно юношеской энергией. Наверное, молодость для поэтов - это свойство мирочувствования.

   Стихи Анны Гедымин молоды именно в этом смысле. В них вечное ожидание чуда, любование роскошью мира, певучей, сладкой щедростью каждого дня. Но это не беспечность гостящего на земле небожителя. Радость поэта неоглядна, да рядом с ней - прорывы в страдание, высокая тоска по бренности бытия.

                И смерть несмертельна. Чего ещё надо?

                Мы будем травою под сводами сада,

                Улыбчивой кроной осины весенней,

                И нет воскресения воскресенней.

   Открытость жертвенна, потому что лишает душу поэта защитной оболочки. Но когда наступают 'чёрные дни', на помощь приходит сама поэзия - врачевальное искусство высшей чистоты. И тогда видно, что даже боль в стихах поэта просветлённая, ибо в ней заложен будущий катарсис.

                Пусть буду петь или не петь я,

                Бездельничать, вершить дела,

                В конце двадцатого столетья

                Я всё равно жила-была.

   Прислушаемся к этому голосу, который уже не вычеркнуть из святцев времени.

Александр ЛАВРИН

   
 

Огромный, птичий, солнечный, явись!

Какое лето родилось, вскипая,

Какая зелень, синева какая,

Возникнув рядом,

за руки взялись!

А суета, твоя тоска и злость

Как лёд речной и трёпанные ели.

Но реки сохли н стволы худели,

А лето снова, снова родилось.

Ты задержись на миг, остановись,

Зажмурь глаза, чтоб не обжечься светом,

И этим утром,  вместе с летом,

Огромный, птичий, солнечный, явись!

'Как звать? - и смеётся. Зовите Галина.

А вы из Москвы, где не верят слезам?'

И эта накрытая небом долина

На зависть идёт её рыжим глазам.

А эта забытая Богом долина,

Пожалуй, не стоит Галининых глаз.

Приходит прохожий, умело и длинно

Галину на море зовёт, на Кавказ.

Она улыбнётся, теперь уже строго,

И скажет - как будто овеет зимой,

Мол, стоит ли дело? - такая дорога,

Чтоб вновь через месяц вернуться домой.

'Родня моя ездит в Москву, кто не занят,

А я не хочу, раз не ценят в ней слёз.

Ну можно ль, скажите, сухими глазами

И небо, и землю увидеть всерьёз'.

 

Ах, какие мы оба калеки!

Не нисходит на нас благодать.

Даже тощие южные реки

Умудряются море создать.

Даже птицы, проведав про вьюгу,

Забывают обычный разлад,

Собираются в стаю - и к югу,

А весной прилетают назад.

Нам бы свадьбу cыrpaть честь по чести,

Или плюнуть - уйти кто куда.

Полбеды, что не можем быть вместе,

Что расстаться не можем - беда.

О любви? - опять не хватит слов,

Да и словах она и не такая.

Вспомни, как звучит, не умолкая,

Колокольня без колоколов,

Как стоит на давнем берегу,

Гулкая от берега до крыши,

Я молчу, и что сказать могу

Громче тишины и выше...

ВОСПОМИНАНИЕ

Я всё равно бы не смогла

Вторично потерять дорогу

И в небе чёрного стекла

Как бы растаять понемногу.

 

 

Не так бы вскрикнул лунный свет,

Не так бы скрылся осторожно:.

Пусть в жизни повторений нет,

Но в памяти вернуться можно

Всего на миг, забыв дела,

Хотя и года было б мало,

Туда, где осень отцвела

И нецветной природа стала,

Где черноствольные леса

Едва подсвечены снегами...

И только ночь. И небеса.

И нет дороги под ногами.

Горькая дань просвещённому веку

(Спятил он, что ли? Оглох и ослеп?):

Всю уникальную библиотеку

Бабка в войну обменяла на хлеб.

Хлеб тот промёрзший детишки понуро

Отогревали, в ладони дыша ...

Не оттого ли, литература,

Перед тобой замирает душа?

Осень тихая, строгая

Наплывает неспешно,

Душу утлую трогая

Нетепло и безгрешно,

Избавление жалуя

Невпопад, Христа ради

Как машина пожарная,

Опоздавшая на день...

Воцарилась осень

туман клубя,

Серебря под утро стволы

и лужи ...

Мне с тобою плохо,

но без тебя,

Знаешь - хуже.

Мне плевать, что сумерки хороши,

Что пьянит дубрава листвой лежалой:

Ты сказал, что нет у меня души, -

Да, пожалуй.

А приду домой, не зажгу огня,

Заскребётся мышь за диваном тихо,

А душе, хоть нет её у меня,

Лихо.

Под утро вдруг взметнулось, точно крик,

Прозрение, что ты почти старик.

А выскочила прочь, в туман, в траву,

Сама себе странна, невыносима,

Как мысль, что я тебя переживу

И буду, может быть, ещё красива:

И с той поры в спокойствии твоём

Я чувствую геройство, боль и милость.

Благодарю, что мы ещё вдвоём!

Прости, прости, что поздно появилась.

 

На главную страницу