|
|
РОДИТЬСЯ В ВАРШАВЕ Галина ШЕРГОВА, специальный корреспондент 'Кругозора'.
Видимо, они оба уже притерпелись к бесплодности ожиданий. И лошадь и извозчик. Он безучастно дремал на козлах, а она время от времени ленивым пофыркиванием стряхивала с морды дождевые капли. Капли падали на крышу распластавшегося рядом 'Пежо-404'. Пожалуй, Рыночная площадь Старого Города была единственным местом в Варшаве, которому 'к лицу' дождь. Потемневшие от воды узкие старинные фасады точно постарели ещё больше, обретя достоверность. Девять лет назад, когда я увидела Старый Город впервые, он сверкал новизной штукатурки, и восстановленные облики прежних веков скорей походили на загримированных актёров. Помню, мне показалось странным, что Варшава, превращённая войной в 20 миллионов кубометров руин, восстанавливает памятники старины. Ведь у людей ещё не было крыши над головой. Но в этом жесте можно было безошибочно узнать Польшу: для страны, где уже много веков подряд ни одному поколению не удалось миновать войн, естественно стремление сберегать приметы истории со страстью и скрупулёзностью коллекционера. В этот приезд я не нашла в Варшаве руин, и город, разбросавший огни просторных Иерусалимских Аллей, бульваров над Вислой, вздымающий над Маршалковской стеклянные бастионы Восточной стены, уже был одухотворён - не сметан на 'живую нитку'. Оттого Старый Город, где в кавярне 'Крокодил' вам приносят кофе девушки в старопольских костюмах, где в винном погребе Фукера, как триста лет назад, шумят дешёвые студенческие пирушки, Старый Город теперь выглядел и вправду кусочком прошлого. Полусонный извозчик усиливал это ощущение. Мы вышли из 'Крокодила' втроём - Януш, пан Мечислав Баранцевич и я. - Сейчас мы сядем в дрожки, и я прокачу вас в прошлое, - сказал Баранцевич. Лошадь, точно поняв, о чём идёт речь, повернула голову 'Так, пан Стась?' - окликнул Баранцевич извозчика. 'Юзеф', - сказал тот. Сейчас Баранцевич явно оживился. До этого, подсев к нашему столику, весь вечер он проскучал. Во-первых, его не занимали темы разговора, хотя Януш Квятковский говорил о тысяче событий: о создании польского 'электронного мозга' АМЦ-1, об открывающемся скоро музее скульптуры имени Дуниковского, о новой симфонии Витольда Лютославского. И, разумеется, о своей биохимии. Его занимала проблема синтеза белка. Впрочем, Януш, наверное, знал всё. И о чём бы ни шла речь, говорил с забавным чувством причастности: 'Мы в театре... у нас в живописи...' Что же касается польской истории, то она вызывала в нём почти сыновнее благоговение. Оттого-то он и повёл меня в Старый Город. Да, Баранцевич скучал. Желая вступить в беседу, он спросил: - Вы выросли в Варшаве? - Да, - сказал Януш. Я думала, что он расскажет, как пятилетним шёл он под эсесовским конвоем по улицам, превращённым в щебень, и хватался за бьющие на ветру полы материнского пальто. Как потом он, военный сирота, жил в кирпичной... |
Звуковая страница 4 - "Варшавский извозчик" - радиооткрытка Г.Шерговой.