|
|
Георгий ЗУБКОВ ЖИВЫЕ И В БРОНЗЕ Прочитанная книга вновь занимает место на полке. Ожившая на экране кинолента возвращается в хранилище. Полюбившаяся картина остаётся в музее. А в бронзовые лица памятников мы вглядываемся постоянно. И бывает, камень иных монументов становится пробным для событий и человеческих поступков... - Моя мать ходила в платке. Так говорили у нас в Венгрии о крестьянке. Клеймо низшей касты стояло ото дня рождения и на моей судьбе. Новое горе принесла война. Я страдала от унижений, я ненавидела фашистов, угонявших моих сверстников в Германию, упрятавших в Освенцим друга нашей семьи, избивших однажды до полусмерти на моих глазах отца. И всё же тогда я была далека от политики... Я слушаю Эржибет Турански, всматриваюсь в её лицо и не могу отделаться от мысли, что она не просто медицинская сестра санатория. Мне кажется, что она спустилась с горы Геллерт, села на одной из шумных улиц Будапешта в автобус и очутилась здесь, в курортном местечке Шопрон. Эржибет Турански суждено было стать символом. Двадцать лет назад её увидел на трамвайной остановке венгерский скульптор Жигмонд Кишфалуди-Штробль. Он работал над монументом в честь советских воинов-освободителей. Центральное место должна была занять тринадцатиметровая фигура женщины, держащей в поднятых руках пальмовую ветвь. В крестьянской девушке увидел скульптор черты, достойные символического облика. Так Эржибет Турански попала в мастерскую Штробля, а затем встала, отлитая в бронзе, на горе Геллерт. Новая жизнь страны после освобождения стала и новой жизнью Эржибет. Дочь 'женщины в платке' смогла получить медицинское образование, хорошую постоянную работу. Она радовалась переменам и очень просто относилась к тому, что над Дунаем стоит её бронзовый двойник. - Но случилось так, - рассказывает Эржибет, - что я вдруг оказалась в гуще трагических событий. По тому, как люди относились тогда ко мне, я судила, друзья они или враги народной власти, социализма... В дни, когда венгерскую землю, словно землетрясение, эпицентр которого находился далеко за границей, лихорадила контрреволюция, Турански пришлось многое пережить. Уже одно её сходство с той, что венчает монумент Освобождения, вызывало ярость врагов народной власти. |