| Обл.1 |
| обл.2 |
| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
| обл.4 |
|
|
Владимир ЦЫБИН Ч А С Ы Р А С С К А З
еперь я точно знаю, откуда не вернулось моё детство. Оно у меня совсем маленькое было - почти не увидишь от земли. Вот стучат вроде б на столе часы: 'Тик-так, тик-так'. Все спешат куда-то, как моё детство давным-давно, спешат, спешат. Две стрелки на часах - два крыла бабочки: медленно взмахивают стрелки, а улететь не могут. У нас дома часов не было, были часы у Сергея, а он их на войну унес. Но все равно я слышу, как их кто-то заводит каждое утро. Только стрелки крутятся, а цифр нет - время не показывают┘ И ночью я разговариваю с Сергеевыми часами: - Почему вы одинаковые всё время и одинаково стучите? - Так-так, - отвечают Сергеевы часы. - Если вы остановитесь, то дни быстро бежать будут? - Так-так, - отвечают Сергеевы часы. А может, в часах сидит кузнечик и куёт время? Бьёт себе молоточком по какой-то там части? А что, если Сергей свои часы в стене избы спрятал? Ведь я слышу их, точно слышу! Ночью я играю в догонялки с часами: часы от меня убегают, а я догоняю их. А потом они меня догоняют, и тогда я становлюсь совсем маленьким, каким был в начале войны. - Ух! - говорю я Сергеевым часам. - Всё-таки догнали! - Это ты запыхался, - говорят Сергеевы часы, - вот почему так быстро и догнали тебя. Обычно долго догоняем, но все равно догоним: никто от нас не уйдет - ни хитрый, ни быстрый. - А если я спрячусь? Возьму и спрячусь? Ну, хотя бы в воду нырну? Тогда что? Или в сундук залезу? - Так-так, пустяк! - говорят Сергеевы часы. - А в жмурки вы умеете? Это же просто - завязать глаза полотенцем и догонять┘ Я лежу на печи и тихо слушаю, как тиктакают Сергеевы часы, которые он унес с собою на войну. И разговариваю с ними потому, что сейчас со мною не любят разговаривать: сейчас война, и всем, никому-никомушеньки не до меня┘ Я люблю придумывать часы и разговаривать с ними тихо. Это моя игра, которую я сочинил. ● После смерти Сергея у нас в избе остались часы. Мама положила их в сундук, где они остановились давно. Иногда, когда передвигали по какой-нибудь надобности сундук, они начинали стучать с перебоями, потом опять останавливались. И тогда мать говорила: - Серёжа эти часы любил. Ему их дали на каких-то состязаниях. Он с ними на войну ушел. Серёжу вот поранило, а часы - нет, целёхонькие. Значит, живучие. Вот и сейчас - их не заводили, а они идут┘ Когда она оставалась одна, то порою вынимала из сундука часы, развертывала тряпочку и заводила их чуть-чуть. Послушает-послушает и, как только они переставали ходить, снова завертывает в тряпочку и кладёт в сундук┘ Мне кажется, что это она слушала Сергеево сердце, которое осталось в часах. И мне самому так представляется, что мать отчасти права, потому что люди заставили биться часы так же, как сердце, - не медленней, не быстрее. Оттого, наверное, и время мерится этой мерой┘ Мне хочется разговаривать с часами, но часы молчат и ничего не отстукивают. А других часов у нас нет, как впрочем, и ни у кого. Часы и радио есть только у Рябова. И я тихонько передвигаю сундук: может, завод ещё остался, и часы мне что-нибудь скажут. 'Тихо, ти-хо, ти-хо, тихо!' И я обижаюсь на часы, что они со мной не разговаривают, а сами что-то слушают в себе. А может, их тоже контузило бомбой? Только ночью в мой сон приходят часы и начинают стучать всю ночь напролет, словно хотят меня разбудить и о чём-то спросить. Но я не могу проснуться и говорю: 'Не надо, не надо. Вы всё равно не умеете говорить'. - Ишь как, ишь как! - укоризненно говорят часы. Но я сплю и только под утро просыпаюсь от дождя┘ ● Теперь у нас стали заводить Сергеевы часы, потому что часы без работы могут умереть. И еще маме сказали такую примету: если в избе часы не ходят, значит, к беде. Да и самим хочется помнить время. А то соседи приходят и спрашивают: - Сколько время? - Не знаем. - Так у вас же часы! И приходится объяснять, что часы незаведённые. И теперь, когда стали возвращаться с войны, часы пошли, я привык к их тиктаканью. Но меня по-прежнему забавляли стрелки: они все кружились и кружились вокруг своей оси, и я понимал, что так надо, что это кружится время┘ И я опять разговаривал с часами, когда больной дедушка засыпал. - Тише, ти-ше! - говорили часы, а сами спешили: - Ти-ше┘ И мне хотелось, чтобы они спешили, не кружились, а ходили прямо, но я не знал, как это сделать. - Наверно, вам надоело показывать одно и то же! - говорил я. - Вечно одно и то же. - Ни-че-го, ни-чего! - говорили часы. - На-до, на-до. Радостно они стучали. И я слушал их и забывал, что я давно маленький, с самого рождения. У нашей избы появилась душа: это были заведённые Сергеевы часы┘ |
============================================================================================== Интервью 'к ругозора' Саетта молния Сразу было видно, что это любители. Они не рассыпались по сцене с той обкатанной непринужденностью, которая в крови у профессионалов. Они стали рядом, стали в ряд и редко меняли позу. Их звезда-певица была в очках и напоминала просто милую секретаршу из какого-нибудь бюро, а аккордеонист и ударник не напоминали решительно никого. Руководитель ансамбля - пожилой человек огромного роста - не стоял впереди, он никем не дирижировал, а пел вместе со всеми и даже чуть тише остальных, держась несколько сзади, стараясь не мешать. Лишь изредка два гитариста повёртывались лицом друг к другу, будто часовые. Казалось, они охраняли первозданное звучание песен, родившихся давным-давно у партизанских костров в горах Лигурии. Ансамбль 'Группа итальянского фольклора', сохранивший для нас песни Сопротивления, был организован вот тем самым высоким человеком - Паоло Кастаньино, который во время войны носил партизанскую кличку Саетта. Почему саетта? Объясняет гитарист Альфредо Греки: - Саетта - по-итальянски молния, молниеносный, быстрый мыслью и действием. Это прозвище даётся тем, кто молниеносно оценивает ситуацию и находит решение. Однажды зимой Саетта провёл свой отряд через кольцо гитлеровских войск. Он нашёл снежную тропу, по которой проползло под носом у врага восемьсот бойцов┘ ┘Оценить ситуацию и найти решение┘ Тогда, в 1940-м, это было не так легко. Паоло Кастаньино - солдат итальянской фашистской армии в оккупированной Греции. Ситуация оценена: он, Паоло, защищает неправое, несправедливое дело. Принято решение - перейти на сторону греков. Он приходит не один. Вместе с ним в горы шагает группа итальянцев с оружием. Кастаньино начинает борьбу на греческой земле┘ ┘В сентябре 1943 года до него доходит весть из любимой Лигурии: туда вступили нацистские войска. Паоло достаёт фальшивые документы на имя несуществующего техника по самолетостроению и в кузовах попутных машин, теплушках, пешком добирается до Апеннин. Перед ним - Киавари┘ тихое место Разговор продолжает Паоло Кастаньино-Саетта: - ┘Я родился, жил и живу в Киавари, на Ривьере. Красивый и спокойный городок. Очень спокойный. События докатывались до него отдаленным эхом. На этот раз гром загремел рядом. Союзники двигались с юга на Геную и решили разбомбить Киавари с воздуха и моря. В этот момент я был командиром гарибальдийской бригады партизан. Мы заявили союзникам, что такую красоту, как Киавари, бомбить нельзя и что сами будем атаковать этот рубеж. Нам дали 24 часа. Мы разбили немцев и вступили в Киавари. Дорога на Геную была открыта┘ ┘и бурная жизнь┘ - ┘В шестнадцать лет я бросил учебу и пошёл работать. Перепробовал многое: был рабочим, конторщиком, торговцем. Сейчас средства к жизни мне даёт автозаправочная станция. А главное для меня, конечно, партийная работа┘ Всегда много занимался спортом. Был жокеем, боксёром (бывший чемпион Италии среди 'новичков', 40 боёв)┘ Нокаут по-партизански - После войны надо было защищать то, что завоёвано. В 1960 году мы выдержали схватки с неофашистами в Киавари и Генуе. Вспоминается и такой эпизод. В Риме состоялся партизанский слёт. Все шло на официальном уровне. На трибунах монумента 'Алтарь отечества' стояли члены правительства и те, кто был ими приглашён, в том числе и я. Внизу выстроились войска, а несколько поодаль, на площади Венеции, - партизаны. Был возложен лавровый венок к памятнику Неизвестному солдату. И тут во время церемонии я увидел, как два депутата вскинули руки в фашистском приветствии. Я не мог удержаться и подскочил к одному. Ему это стоило полуторамесячного 'отдыха' в госпитале. Музыка - Музыка всегда была частью меня самого. У нас в семье все её обожали. Отцу Эудженио сейчас почти девяносто, но он ещё бодр и до сих пор любит попеть где-нибудь в харчевне. Если его песни кому-то не по вкусу, он может вступить в перепалку. Видимо, от него мне досталась музыкальная память. После войны я занялся собиранием песен о Сопротивлении. В них дух нашей борьбы. О русских людях и русских песнях в горах Италии Саетта рассказывает на шестой звуковой странице журнала. |
Звуковая страница 6 - Русская песня в Италии. Поют Саетта и его друзья.