|
|
С.Зинин
Над плато Алагада в коротких вспышках
радиоволн - двадцатый век. На плато Алагада живут пастухи, люди одной из
самых древних на земле профессий. Круг их работ и дней - такой же, как и
тысячу, как и две тысячи лет назад. Заботы -
как у отцов. В четыре утра чабаны поднимаются, в десять затихают отары.
Так каждый день... Не слишком ли мало для человека?
По утрам Шамиль месит тесто. Грубое,
из отрубей, ячменной муки и перетёртых конских бобов. Вытянув жёлтые
хвосты, вокруг лежат собаки. Глаза у них закрыты. Лишь изредка
приоткроется жёлтое веко, встанет огромный пёс, зевнёт, подойдёт к краю
обрыва, под которым сбитое в тёплый кулак просыпается в узком ущелье
стадо; втянет ноздрями голубой пропахший овечьим молоком и дымом воздух,
ещё раз зевнёт пренебрежительно, вернётся, ляжет, положив голову на
тяжёлые лапы. И снова - шлёп-шлёп - Шамиль месит тесто. Прожурчит в
воздухе птица, и из-под ленивого века пса - взгляд насторожённый,
колючий.
Сзади, в ущелье, лёгкое позвякивание -
камешек запрыгал по склону, и через пять секунд внизу лёгкая россыпь -
долетел. Шамиль знает: возвращается Алибек. Шамиль ловит улыбку, готовую
беззаботно сорваться с губ. Он представляет, как с вёдрами спускается по
склону Алибек, строит у ручья маленькую запруду и курит, ожидая, когда
осядет муть. Талая вода с вершин схватывает горло. Алибек пьёт медленно,
не так, как пьют от жажды, а как в начале дружеской пирушки пьют первый
стакан, вдыхая аромат и ощущая вкус молодого вина. Потом Алибек
поднимается вверх по склону, повторяя ежедневный путь, по которому утром
ходит он, а вечером Шамиль. Идёт осторожно. Звякает ведро, скрипит под
ногами мелкий камешек и...
...лёгкая россыпь - долетел!
Шамиль ловит усмешку, готовую
сорваться с губ. Говорит: 'Здравствуй, Алибек!'
Зал и Эрмитаже. Туда редко заходят экскурсанты. На чёрно-красных боках
греческих амфор и ваз та же выверенная точность движений, с какой Шамиль
месит тесто и Алибек ходит за водой.
Медленно бредёт трёхтысячная отара по
плато. И весь день будет идти за ней чабан. В полдень чабан спустит
отару в ущелье, к ручью, по-ребячьи побарахтается в воде, полежит на
солнце - и снова вверх, на плато. Будет минута, когда он поднимет глаза
и удивится, что вершины гор, одетые в тюбетейки, расшитые серебром,
отбрасывают голубые, а не серые тени, и сегодня на другой стороне плато,
за пропастью, он увидит белую точку селения и подумает, что, наверное,
там по рыжим крышам бегают дети и вечером звонко ударяют в подойники
струи молока. Сегодня ни облачка, сегодня солнце светит ровно и
неколебимо, сегодня нет и не будет тумана...
...На тренировках самое сложное испытание для космонавтов - одиночество
в сурдокамере. И насколько острее, мне кажется, иное одиночество, когда
можно увидеть вдали за пропастью своё село, знакомый уклад жизни.
Туман поднимается внезапно. Словно
перекисшее тесто, переливается через края пропасти, сочится из земли.
Пятиминутный, он стоит сутками, и непроходимый - рассасывается через
полчаса.
|
Звуковая страница 4 - Млечный путь - дорога чабана. Звуковая новелла.
Заметки и комментарии к номеру...