| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
|
|
ГОВОРИТ ТЕОДОРАКИС Репортёры редко ждут. Они спешат, ссылаясь на время и на улетающий самолёт. Но на этот раз лететь было некуда. С обытие происходило в двух шагах от пишущих машинок и от микрофона. И они терпеливо выстаивали свою очередь. В студии радиодома на Пятницкой говорил Микис Теодоракис. Человек огромного роста - он говорил тихо. Было странно слышать тембр его голоса - глухой и высокий. Но всё было правильно. Просто это был голос Теодоракиса, и он был слышен всем. Теперь это яснее, чем когда бы то ни было. Мы показали Микису макет полосы со статьей о нём (номер 'Кругозора' должен был вот-вот выйти). Он улыбнулся. Потом улыбка исчезла. Глаза сузились. Он сказал:
Голос Микиса Теодоракиса слушайте на третьей звуковой странице. |
Всеволод ИВАНОВ Из 'Рассказов об Октябре' ЧЕЛОВЕК ЗА ТЫКВОЙ (окончание, полностью на странице 8) - Я в детстве по белке ходил! Матросы захохотали: - Ты чего в тыкву залез? Думаешь, пуля не возьмёт, али задницы жалко? Человечек жалостливо улыбнулся. - А и верно, угадали, боюсь. Тыква все-таки своё. Я их в детский дом вёз, ребятишки, поди, без каши через меня сидят. Ждут. А тут лошадок белые пристрелили, прямо из окон и кокнули по лошадям. Я в них - за лошадей главным образом. Лошади у меня были хорошие: Матросы опять захохотали над ним. Пулемёт, щелкая патронами, затрясся на нашем грузовике. Снаряд сшиб трубу с корпуса, и густая сажа - словно трубу не чистили целое столетие - покрыла обильно крышу. Дождь усилился. Одежда промокла, и выстрелы оттого участились. Человечек продолжал стрелять всё расчётливее, всё медленнее, и с каждым выстрелом одним трупом было больше в корпусе. Подкрепление, - цепь наших солдат поползла по кустам. На одно мгновение установили, было, пулёмет на паперти храма. Он молча застрял там, плотно усеянный мёртвыми служителями. Сдаче всегда предшествует какое-то особое ощущение. А тут белый флаг над корпусом появился, как очередной патрон. Никто ему не удивился. Бледные казаки, с неимоверно вытянутыми вверх руками показались на крыльце. - Кончилось! - проговорил я, оборачиваясь к фургону. Но пуховая синяя шапочка с красным шариком на верхушке лежала в грязи. Тощая шея медленно и неимоверно длинно, словно неуверенная в необходимости, переходила в тоненькую бритую головёнку. Я приподнял эту легкую седую головку. Никогда не прицелятся эти слегка припухшие глаза. Но раны в голове не было, а от ран в теле он был защищен стаей тыкв. И с лёгким презрением я подумал: 'От страха'. Я опустил голову и направился посмотреть, как будут принимать сдавшихся казаков, но тут из кустов выскочил мужик, с кнутом в руке и с воплем опрокинулся на меня. - Зачем лошадей-то пристрелили, черти? Господи, вся жисть в таких моих лошадях, а они их, как мух! Домой мне теперь как ехать? Господи! Ни сердца, ни ума у вас нету, одни пули! Он со всей жадностью крестьянина тряс моё тело и визжал, почему я отнял у него лошадей. Я указал на умершего в тыквах: - Да разве лошади не его? - У такого - да чтоб такие лошади были!.. Но тут мужик узнал покойника. Он с матерками схватил из грязи пуховую шапочку и кинул ему в лицо. Она сползла и прилипла к блестящим тыквам. Тогда-то я разглядел, что лошади были застрелены не казаками из корпуса, не в лоб, а в затылок, очевидно, с фургона, человечком в пуховой шапочке. Трепет неясного уважения шевельнулся во мне. Я поднял тяжелую тыкву, дабы освободить тщедушного мертвеца. Толстый санитар остановился поддел фургона. Со смехом, получающимся тогда, когда трупы стоят не дороже живых, с таким смехом санитар проговорил: - Ишь, куда утёк, синя шапка! - Кто? Он весело похлопал мертвеца по плечу. - А этот! Из школы утёк, там у нас временный лазарет. Он у нас в койке был, перевязан. Я по нужде пошёл, а он и выскочи, отнял у мужика телегу и утёк. Вояка! А я за ним обязан под пули бежать? Теки, если хочешь! Нога у человека была раздроблена. Тыквы сорвали перевязку, и нижний слой их окрасился густым малиновым цветом крови. И лужа дождя под фургоном тоже была желтовато-кровавого цвета. - Кто он такой? Но санитар ушёл уже смотреть, как расстреливают казачьего генерала. Крестьянин, рассупонивая хомут любимой падшей лошади, гнусаво, непривычно ныл. В карманах у мертвого я нашёл осьмушку махорки, тетрадочку отсыревшей папиросной бумаги и справку ячейки большевиков электрической станции о принятии в челны партии товарища Дмитрия Заливина. Справка помещена вчерашним днём, то есть двадцать седьмым октября тысяча девятьсот семнадцатого года. 1926 г. Публикация Т.Ивановой |
