| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
НА ЗЕМЛЕ, В НЕБЕСАХ И НА МОРЕ
РАССКАЗЫ ПОЛЯРНИКА БУДЫЛИНА
- Ты всё просишь, друг, чтобы, как мы с Иваном Яковлевичем Ковалёвым по снегу бежали босиком, на магнитофон записать? Я не против.
Хоть время то и давнее, всё помню: и как пушка с подводной лодки стреляла, и как сейф с документами я в огонь бросил. Было дело. На острове 'Правда' в сорок втором было. Но только на памяти-то и другого много. Ведь двадцать пять в Арктике!
Ты не спеши, всё, что надо, всё запишем - ночь впереди. Утром, как откроют аэропорт, так и полетим. Ты - на север, я - на юг. К семье. В Подмосковье. Надо побаловать себя и теплом и семейной заботой. Женился-то я поздно, и с женой познакомились здесь - радисткой она была на станции, на острове Андрея, и дочка, Елена, здесь родилась в пятьдесят первом году, и Петька, сын, в пятьдесят третьем, а я - вместо повитухи. А что сделаешь? Санрейс-то, если вызовешь, пошлют, нарядят.
Но пробьётся ли самолёт? Иной раз так переметёт, перепуржит... Да только мы, полярники, всё умеем. В тридцать шестом нам основательно науку дали. Да ведь и условия не те были, что сейчас, снабжение хуже. А мы умели и рацию починить и аппендицит, если надо, вырезать. Вот в пятьдесят девятом году грузин у меня один зимовал. Затосковал парень и по небрежности прострелил себе ногу из охотничьего ружья. Кровь хлещет, вижу, дело плохо, пришлось мне самому палец ему на ноге ампутировать. Залил рану перекисью, стрептоцидовой мазью замазал, шлю телеграмму в Амдерму, врачу-хирургу Кравченко. Так и так, нужен санрейс. Он мне в ответ: 'Какие приняты меры?' Я опять телеграмму даю: так и так, всё по науке. Кравченко мне снова телеграммит: 'Обработали рану правильно, необходимости в санрейсе не нахожу'.
Это всё несложно. Ответственность на себя принять, за людей, за дело - это тяжело. Помню, в сороковом году на мысе Шалаурова я впервые за начальника зимовал. Шесть человек да четырнадцать собак. На собаках уголь от выгрузки возили. И вот несчастье: побесились собаки, людей покусали - Лузгарева, Лёшу Заболоцкого и брата моего Михаила. Я уже рассказывать не буду, как самолёт трудно сел: четырёхмоторная махина - на наклонную площадку. Забрали людей. Остались мы втроём. А я не сказал, что и меня собака цапнула: больная ли, здоровая? А разве мог я улететь? А станция? А дело? Одна надежда - на породу нашу крепкую. Отец рассказывал, что в империалистическую, чтобы демобилизоваться, он во всех тифозных бараках ночевал - ничего не пристаёт. А в энциклопедии я вычитал: болезнь на 41-й день проявляется. На 41-й всё вроде...
