| |||||||||||||||||||||||
СВИДАНИЕ Виктор ГОНЧАРОВ Сто лет тому назад леса да болота были здесь непроходимые. По одну сторону реки Ходзь стоял один казачий полк, а по другую - другой. А в этом месте переправа была, отсюда и название станицы - Переправная. Колхоз носит имя Фрунзе. Земли чудесные, хозяйство огромное. Люди живут в довольстве, зажиточно. Раньше так говорили: - Куда едешь, сосед? - В Москву за песнями! А я - в станицу. К старинным казачьим песням, в детство своё. И вот поют семь 'дедов', как их здесь называют: пасечник Ежин, разнорабочий Кудаев, кашевар Бондаренко, работник сельсовета Попов, ездовой Гордыченко, кузнец Голованов и не совсем дед - слушатель курсов механизации Белопашко. Он 'дитя малое', ему всего-навсего сороковой годочек. Все семь дедов родились и выросли на земле переправненской. Отсюда некоторые из них уходили на первую мировую и почти все - на Великую Отечественную. Слушал я, как они поют, и казалось мне, что песни эти не просто когда-то складывались, а что выросли они из того, что мы называем душой родины... Это моя родина, мои родные места. В диком лесном кустарнике поймали меня однажды мои враги - заречане и привязали к дереву. - Пусть тебя живьём муравьи сожрут, - сказал Васька Конопатый, злейший из моих недругов. Случилось так, что на обратном пути с бахчи, на которую набег делался, заречане ко мне не вернулись, потому что за ними была погоня. А меня действительно начали жрать муравьи. К счастью, у соседа нашего тёлка или коза пропала. И старик оказался в этих кустарниках. Но Конопатого я не выдал, потому что это были наши мальчишечьи счёты. С Конопатым мы встретились потом, уже взрослыми, на фронте, под самым Смоленском. Рискуя жизнью, он вытащил меня на плащ-палатке из-под самого носа противника и, минуя санбат, доставил прямо в полевой госпиталь. А санбат через два часа попал в окружение. Всех тяжелораненых немцы порешили... Мне бы тоже не миновать смерти, потому что я был очень тяжёлым. После войны никого из сверстников найти мне не удалось. А о Василии Конопатом кто-то сказал: 'Миной его прихватило. Умер, не приходя в себя. Мать от бомбы погибла. А батьку фрицы повесили. Весь род война извела...' Но я почему-то был уверен, что Конопатый не мог погибнуть. И вот я вновь в местах своего детства. И дома, и улицы новые. У самой развилки памятник неизвестному воину. У этого памятника мы с Конопатым и встретились. Конопатый стоял, опустив голову, а я подошёл к нему со спины на расстояние дыхания. Подошёл и сказал почти шёпотом: - Это ты, Вася? Но человек не повернулся. И с ответом тоже не торопился. - Да. Я. А это ты, лейтенант? А в лицо я бы его не узнал: обгорел он на фронте. Лицо стало совсем другим. А глаза те же, только тяжелее и спокойнее. Все это время он жил и работал в Калуге. Но где и сколько бы мы ни жили, а родными краями всё считаются те, где река нашей жизни ещё смотрится ручейком. |