Обл.1

обл.2
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
обл.3

обл.4
 

Ст.СЛАВИЧ

Рассказ

ПОИСКИ И НАХОДКИ

Не помню уже, как долго ковырялся я в земле древнего городища. Мне хотелось найти ручку от амфоры с клеймом гончара. Множество таких ручек я видел в похожем на сарай хранилище керченского музея. Мелкими, широкими, угловатыми буквами на обожжённой глине были написаны непонятные, но, как тут же оказывалось, очень простые слова: имя гончара и название города.

К тому времени я успел побывать на местах, где некогда были Мирмекий, Пантикапей, Херсонес, 'Прекрасная Гавань' и другие славные города. Не раз слушал я споры о таврах, антах, скифах, листригонах, генуэзцах и венецианцах, готах, о происхождении караимов (действительно ли они потомки хазаров?) и уже отсмеялся своё, читая в караимских книгах серьёзные исследования о том, на сколько носы караимских женщин длиннее или короче носов евреек.

Я даже осмеливался высказать свою собственную точку зрения на то, где именно в Крыму оказалась Ифигения после того, как её папа Агамемнон так неудачно пытался принести дочку в жертву богам. Конечно же, это место - Партенит!

Одним словом, я вполне созрел для желания иметь ручку амфоры с клеймом древнего гончара. Украсть её в музее (и значит, обеднить лучшую в стране коллекцию) я не решился. Оставалось добыть самому. И вот я оказался на древнем городище.

Судя по всему, наши предшественники на этих берегах не брезговали радостями жизни - любили выпить и закусить. На исковыренной окопами земле (во время минувшей войны здесь шли жестокие бои) повсюду валялись обломки амфор. Они торчали в тёмно-бурой, уже покрывшейся зеленью земле, как кусочки моркови в винегрете.

Я рылся долго. Ручки попадались. Много. Но такой, как мне нужно, с клеймом, я не находил. Я наткнулся на гнездо с крохотными яичками, на два или три охваченных работой муравейника, нашёл человечью берцовую кость. Кость была легка и ломка, будто долго пробывший в воде и затем высохший на жарком берегу кусочек дерева.

Кто знает, сколько я просидел над черепком с тоненькой, будто проколотой шилом дырочкой. Откуда эта аккуратная дырочка? Её пробила сама жизнь - нежная и беззащитная былинка, неудержимо рвавшаяся из семени к солнцу. Светло-зелёный стрельчатый лист молодой травы оказался тем копьём, которое пронзает насквозь даже камни. Чудо!

Ручки с клеймом я так и не нашёл. А ведь она там была. Обязательно была. Она просто меня не дождалась. Городище некогда было огромно, его съело постоянно подмывающее высокий, обрывистый берег море. Берег и сейчас сыпался, рушился. Я не решился подойти к его ненадёжному краю. Как я жалею об этом сейчас! Может быть, в ту минуту на этом краю ещё лежал пламенеющий черепок с автографом, с адресованным мне из тьмы веков приветом неизвестного мастера. Мастер так и остался не известным ни мне, ни кому-либо другому. До сих пор жалею, что не решился подойти к краю обрыва.

...Выступ мыса был подчёркнут на суше полуистёршейся ломаной линией окопов. Эти окопы, должно быть, прикрывали артиллерийскую батарею. Я легко нашёл места, где некогда стояли пушки. Их даже не пришлось искать. Я просто пришёл сюда, выковыривая из земли черепок за черепком. При этом иногда попадались покрытые голубовато-зелёной медной ржавчиной винтовочные патроны. Очевидно, батарею пришлось защищать с суши.

Да, батарею отчаянно защищали. Это было видно по воронкам. В одной из них я подобрал осколок снаряда.

Я никогда не покупал сувениров. Как нищий или старьёвщик, я почти всегда хожу пешком. Моё богатство - надежда. Всякий раз, идя после шторма по пустынному берегу (а сколько раз я ходил так вот!), я надеюсь, верю, что море выбросит для меня что-нибудь необыкновенное. Я довольствуюсь камнем или раковиной, я беру их, как векселя, по которым жизнь со мной расплачивается печальными или весёлыми историями. А большего мне и не надо.

Я подобрал осколок и решил осмотреть торчавшее из земли на самом краю городища странное сооружение. Вначале мне показалось, что это железобетонный колпак дота, в действительности же то был большой, глубоко уводящий в землю бункер. В верхней части его, по-видимому, когда-то стояло орудие береговой обороны. Сейчас в бетоне торчали ржавые болты, в трещинах поселилась худосочная трава. Массивная стальная дверь, которую можно было задраивать изнутри, была искорёжена взрывом и открыта.

Горько и светло делается, когда чувствуешь себя одинокой маленькой планетой или, скорее, пулей, которой кто-то выстрелил в пространство. Об одиночестве говорят обрывистые берега, пустое, будто только что сотворённое море, готовая разродиться весенними травами степь...

Маленькая планета, орбита которой никем не рассчитана, пылинка мироздания - вот кто ты такой. Разве не смешно, что ты пытаешься осмыслить весь огромный мир? И, однако, этого не отнять у тебя, как не лишить обожжённую глину её цвета.

Но кто сказал, что ты здесь один? На стене бункера написано: 'Здесь были туристы из Мелитополя'. От каждой буквы вниз уходят потёки краски. Наверное, где-то валяется пустая банка. Её найти легче, чем клеймёную ручку амфоры. Не нужно даже искать.

'Это место посетили студенты ХПИ'.

'Эля + Виктор = ?'

'Профессор Коловаленко - сволочь'.

Надписи были на искорёженной взрывом стальной двери, на стенах и потолке, на бетонной площадке и лестнице. Я продирался сквозь них на дно бункера.

Над притолокой низкого, похожего на дыру входа мелькнуло: 'Здесь были мы с Клавой'. О, чёрт!

Впереди была темнота.

Я сделал несколько осторожных шагов. Зажёг спичку. Артиллерийский погреб. Пусто. Стены выщерблены. Похоже, автоматными очередями.

Как быстро сгорают спички! Я подошёл к дальней стене. На ней тоже что-то нацарапано. Опять автографы туристов?

Я зажёг спичку, наклонился и прочёл:

'Здесь убит капитан Шевцов. 1942'. 

  

На главную страницу