| Обл.1 |
| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
И ОЖИВАЕТ СТАРИНА
Касаюсь плечом шершавого ствола. Колючий комок, шелестнув по листьям, падает к ногам и распадается, высвободив два маслянисто-коричневых каштана. Позже они потускнеют, съёжатся. И Лёня, мой спутник, скажет:
- Высадить - прорастут? Хорошо бы: в Москве, у порога - каштаны из Диканьки...
Сумрачно, хотя и не вечер ещё. За гребёнкой поределого верболоза угадывается силуэт хаты; тихо светит низкое окно. Минута, другая... вот тягуче заскрипят ставни, вскрикнет петух - и начнёт твориться милая сердцу чертовщина, которую наговорил Гоголю Рудой Панько...
- Не со мной было, брехать не хочу, с моим соседом, но чистая правда! Как вечер, часов с девяти до десяти в хате берёт - и кидает, берёт - и кидает. Кликнул он меня, еще мужиков и баб, сидим ждём, а оно и верно: берёт - и кидает. Ведро взяло в сенях - и перевернуло, а потом в окно - бух, бух! И не день, с неделю такое было...
- И чем кончилось?
- Позвали соседа в милицию.
- Помогли?
- Нет. Но кидать перестало...
Если бы рассказали мне эту историю, предположим, в Москве, на Гоголевском бульваре, я, может, и не поверил бы в неё. Но в том-то и дело, что услышал я её на хуторе близ Диканьки.
Пасечника зовут Михайло Прокопьевич Пронь. И хутор, между прочим, называется Прони. Не дальний ли прадед пасечника дал хутору это имя?
- Могло быть и так. Да грех обольщаться. Землю вон копнешь, глянь - черепок от времен незапамятных, когда и Проней-то не было.
Хата у Михаилы Прокопьевича старая, еще после первой мировой ставлена. Одна из немногих, которые пощадила здесь последняя мировая.
- Земля тут такая: долго все живет, и дома, и сказки тоже. И деревья, и люди. Мне вон семьдесят шестой, а Соньке... Сестро!
'Бессмертная душа народа',- сказал А.Довженко об украинском танце. Но только ли о нём?..
Человек издавна привык, венчая свои удачи, выплескивать душу в веселье - ярком, стоголосом, неповторимом. Родившееся когда-то и отобранное поколениями, веселье это становится потом обрядом, традицией. Наряд, сбереженный от прабабки и не превратившийся в повседневную одежку, украшенная лентами русская тройка, отчаянный ритм свадебной пляски - то, что вынесено на цветной разворот журнала. (Фото Б.Кузьмина.) Таинственная приподнятость сказок и обычаев гоголевской Диканьки - на седьмой звуковой странице и в публикуемом очерке.
Борис ВАХНЮК
Полтавская область, Диканька
