| Обл.1 |
| обл.2 |
| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
| обл.4 |
|
|
МИХАИЛ РОММ РАССКАЗЫВАЕТ... ...Ворошилов, видно, так и не сообразив что к чему, вторично просит слово и говорит: 'Я всё-таки не понимаю, ну зачем нам это'. В это время Сталин легонечко ударяет по столу пальцами, и все замолкают. И Сталин негромко говорит: - Я не понимаю, почему товарищ Ворошилов с таким упорством отстаивает своё предложение, которое явно клонится к уменьшению военной мощи Советского Союза. Что это предложение клонится к тому, чтобы уменьшить нашу мощь, это мы все понимаем. Мы ещё не понимаем причин, по которым товарищ Ворошилов отстаивает его и, кстати, не в первый раз отстаивает подобную точку зрения. Но рано или поздно мы это поймём. Сказал и замолчал. И стало так тихо, что слышно было, как тикают часы на руках у присутствующих, и даже как будто бы слышно, как сердце бьётся. Ворошилов сидит белый, на лбу у него выступает пот, начинает стекать вниз. Никто на него не смотрит, только Берия смотрит, не отрывая взгляда. - А я, - говорит рассказчик, - сижу, затаив дыхание, смотрю то на Ворошилова, то на Берию. Берия пальцами перебирает. На Сталина не решаюсь даже взглянуть. И вдруг после этой долгой, томительной паузы, которая длилась, может быть, несколько минут,- они показались огромным временем, и все тикали часы на руках, - Сталин так говорит негромко: 'Ну что ж, на сегодня довольно, давайте перейдём в зал, посмотрим картину'. Все встали. Раздались голоса. Переговариваются все между собой. Ворошилов один, никто к нему не подходит. Все пошли в зал, и я пошёл. В зале столики стоят, около каждого столика три стула - три, потому что одна сторона обращена к экрану, там стула нет. Вино на столах, лимонад, фрукты, конфеты. Все сели за столики - вдвоём, втроём. Народу-то немного, три столика заняли. А Ворошилов один сел, к нему никто не подсел. Ну, я человек новый, незнакомый, говорит мне рассказчик, тоже сел один, за отдельный столик, думаю: 'Что же он нам покажет сейчас, манёвры американского флота или какую-нибудь политическую хронику?' А его в зале нет. Погас свет, зажёгся экран. 'Огни большого города' Чарли Чаплина! Дело в том, что Сталин очень любил несколько картин, в том числе 'Огни большого города', 'Чапаева', 'Волгу-Волгу', 'Ленин в Октябре' и 'Большой вальс'. И оказывается, члены Политбюро всегда знали, что в любой момент им могут показать любую из этих картин, и надо смотреть. Ничего тут не сделаешь - смотри. Хозяин хочет сегодня смотреть 'Волгу-Волгу - смотри 'Волгу-Волгу', 'Большой вальс' - смотри 'Большой вальс'. Но на этот раз решил почему-то смотреть 'Огни большого города'. Я сижу в полном недоумении: начался фильм, а Сталина нет. Уже прошёл первый эпизод. Впоследствии я узнал: он почему-то недолюбливал именно этот эпизод, где памятник открывается и Чаплин на том памятнике спит. Эпизод закончился, входит Сталин. Огляделся, подошёл к моему столику, сел. Прежде чем сесть, спросил: 'Разрешите, пожалуйста. Я вам не помешаю?' - 'Да что вы, товарищ Сталин, садитесь, пожалуйста'. Сел. 'Что ж вы ничего не пьёте, не кушаете? Вы не стесняйтесь, будьте как дома, вы - свой человек', - любезно так. Я говорю: 'Спасибо, благодарю вас'. Он стал спрашивать меня что-то. И поглядывает всё на экран. И я поглядываю на экран. Идут 'Огни большого города'. Все потихоньку переговариваются, но очень негромко, очень почтительно, тихо. Сталин иногда говорит со мной, иногда смотрит на экран. В последней части фильма, когда Чаплин уже выходит из тюрьмы, идёт по улице оборванный, грязный, порванные штаны у него, мальчишки его дразнят, смотрю: что такое? Лезет Сталин в карман, вынимает платок. Кончиком платка вытирает глаза. На экране девушка, бывшая слепая, продаёт цветы. Чаплин её узнаёт, она его - нет. Вдруг Сталин встал, отошёл в угол, встал там, сморкается и бросает косые взгляды на экран. Когда девушка узнаёт Чаплина и идёт реплика: 'Это вы?' - 'Да, это я', - Сталин отчётливо всхлипнул. Кончилась картина, все встают, ждут. Сталин поворачивается, сморкается, вытирает глаза. Взгляд смягчённый, умилённый. Подходит к Ворошилову: 'Клим, дорогой, что-то ты плохо выглядишь. Наверное, работаешь много, не отдыхаешь'. - 'Да, - говорит Ворошилов, не понимая ещё ничего, - работаю, не отдыхаю'. - 'Лаврентий, - говорит Сталин, подзывает Берию, кладёт Ворошилову на плечо руку, - Лаврентий, о таких людях заботиться надо. Он может ошибаться, но это наш человек. Ты это запомни, Лаврентий'. Все сразу просияли. И Ворошилов просиял, ещё не понимая, что гроза прошла. И Лаврентий усмехнулся. Сталин потрепал Ворошилова по плечу: 'Ну ладно, до свидания'. Стали расходиться. Простил. Картина его умилила, размягчился. Простил. Вот такая черта характера. Публикация Н.КУЗЬМИНОЙ Фото Б.БАЛДИНА | ИЗВЕСТНЫЕ ПОЭТЫ - ЗАБЫТЫЕ СТРОКИ Борис КОРНИЛОВ
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЖИЗНИ Я нюхал казарму, я знаю устав, я жизнь проживу по уставу: учусь ли, стою ль на посту у застав - везде подчинён комсоставу. Я знаю себя и походку свою, я молод, настойчив, не робок, и если погибну, погибну в бою с тобою, комвзвода, бок о бок. Восходит сияние летнего дня, хорошую красит погоду, и только не видно тебя и меня, товарищей наших по взводу. Мы в мягкую землю ушли головой, нас тьма окружает глухая, мы тонкой во тьме прорастаем травой, качаясь и благоухая. Всё так же качаются струи огня, военная дует погода, и вывел на битву другого меня другой осторожный комвзвода. Врага окружая огнём и кольцом, медлительны танки, как слизни, коммунисты, немея лицом,- моё продолжение жизни. Я вижу такое уже наяву, хотя моя участь иная,- выходят бойцы, приминая траву, меня сапогом приминая. Но я поднимаюсь и снова расту, темнею от моря до моря. Я вижу земную мою красоту без битвы, без крови, без горя. Я вижу вдали горизонты земли - комбайны, качаясь по краю, ко мне, задыхаясь, идут... Подошли. Тогда я совсем умираю.
ПУТЬ КОРАБЛЯ Хорошо запеть, влюбиться - все печали далеки. Рвутся с наших плеч, как птицы, синие воротники. Ты про то запой, гитара, как от нашей от земли на моря земного шара отплывают корабли. Нас мотает и бросает зыбью грозной и рябой, и летит волна косая, дует ветер голубой. Впереди морские дали. кренит набок на бегу, и остались наши крали на далёком берегу. Как у девушек бывает - не всегда им быть одним, к ним другие подплывают и причаливают к ним. Только, помнится, отчаян при разлуке наш наказ - мы вернёмся, и отчалят очень многие из вас. Имя советского поэта Бориса Корнилова (1907-1938) мало известно широкому кругу читателей. В течение 20 с лишним лет после его гибели (он погиб в результате необоснованных репрессий в 1938 году) его стихи, поэмы, песни не переиздавались, а значит, не читались и не звучали. И только одна его песня бродила по свету - она жила, радовала людей, звала их упрямо и весело, строго и легко: Вставай, не спи, кудрявая! В цехах звеня, Страна встаёт со славою На встречу дня. Слетевшая с киноэкрана, окрылённая искрящейся мелодией молодого Дмитрия Шостаковича, жила знаменитая песенка из фильма 'Встречный'. Но очень немногие знали, что слова этой песни принадлежат Борису Корнилову. Поэт испытал на себе влияние современников (в его стихах улавливаются интонации Багрицкого, Есенина). Но с годами всё слышнее становился его самобытный, жизнеутверждающий голос. Такие поэмы, как 'Триполье', 'Моя Африка', стихи и поэмы о Пушкине, многие стихи последнего периода свидетельствуют о бурном поэтическом росте Корнилова. Ольга Берггольц писала: 'Если б не бессмысленная гибель, настигшая Бориса Корнилова в то время, когда он начал по-настоящему набирать высоту, - вероятно, он стал бы очень крупным поэтом. Но то, что им сделано, несомненно, идёт на духовное вооружение народа'. |