|
К 75-летию В. В. Маяковского Мир огромив мощью голоса (окончание, начало на пред. странице) сам - тридцатилетний и красивый - Маяковский с нами говорит. 1924 год. Киевское бывшее Купеческое собрание. Тогда Пролетарский дом искусств. Сейчас филармония. Вечер Маяковского. Толпа у входа. Сторонники и отрицатели, зеваки и знатоки. Среди последних - мы, уже напечатавшие по десятку стихотворений. Конечно, без билета. Разумеется - как пройти? Тут и происходит первое знакомство. Нас проводит сам Маяковский. По какой-то боковой лестнице. Может, не с главного входа. Маяковский рассаживает нас прямо на эстраде, у своих ног. Читает 'Левый марш', 'Приказ ? 2 по армии искусств', 'Хорошее отношение к лошадям', 'Прозаседавшиеся', своё 'Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче'. Надо еще и еще раз сказать об удивительной читке Маяковского. Он доносил смысл, останавливаясь на каждой ступеньке своей строки. Такое расчленение строки - естественные ноты чтеца. Обязательно остановишься на важном для поэта прочтёшь так, как читал он. ...20-е годы перевалили через половину. И вот уже настоящее знакомство. Москва, Лубянский проезд, комната Маяковского и редакция журнала 'Новый леф'. Огромный письменный стол и диван. Мебель и вещи великана. Маяковский - редактор. Я предлагаю стихи. Читает. Одобрил. Стихи идут в 'Новом лефе'. Напечатаны в мартовской тетради 1927 года. Летом на даче в Пушкино, где Маяковский запросто беседовал с солнцем, слушаем октябрьскую поэму 'Хорошо!'. Потом прохаживаемся по саду. Играем в городки. Маяковский спускается с веранды. Он радостен и полон тревоги: поэма кончена, удалась ли? Подходит к каждому из нас. Спрашивает каждого независимо от его поэтического возраста или критического стажа: 'Ну как? Что скажете?' ...И уже 1930 год. 14-го апреля. Пора журавлиного прилёта. Поезд Киев - Москва. Слабенькие листочки по обеим сторонам железнодорожного полотна. Нежин, Бахмач, Конотоп. Сейм разлился. Над Сеймом журавли. Летят и просятся в реквием. Торф затопило. И мы над ним. Стало нас меньше как будто одним. Воздух без края, Разлив без границ. Где же наш самый громкий горнист? Здесь он водил свой серебряный полк. Здесь он гремел и здесь УМОЛК... АРАГОН Это было осенью 1928 года в одном из монпарнасских кафе. Вдруг кто-то окликнул меня. 'Поэт Владимир Маяковский просит Вас сесть за его столик...' Минута, изменившая мою жизнь. Поэт, который сумел очутиться на гребне революционной волны, этот поэт оказался связью между миром и мною. Это первое звено цепи, которую я приемлю и показываю сегодня. Некоторые философы учили меня отрицать мир. Поэт Владимир Маяковский научил меня, что надо обращаться к миллионам людей, к тем, которые хотят переделать этот мир. Михаил СВЕТЛОВ Всегда старики брюзжат: Эх, в наше время... Позвольте же и мне сказать: Эх, в наше время! В наше время на любимую смотрели, как на мировую революцию: ты самая желанная! А сколько я сейчас знаю случаев, когда любимый смотрит на любимую, как на революцию местного значения! Не правда ли, что многие Ромео и Джульетты стали обывателями? Не сдавайся, комсомол! Если благородство перестанет быть твоим знаменем, ты перестанешь быть комсомолом. Если Ленин - чистейший человек на свете - перестанет быть твоим зеркалом, от твоего зеркала останутся только осколки. Относись к борьбе, к идеям, к самопожертвованию, к любви, к женщине так, чтобы самые изысканные английские джентльмены почувствовали себя рядом с тобой самыми обыкновенными дворняжками. Я очень люблю комсомол. Если я даже, допустим, достигну возраста Джамбула, я всё равно буду участвовать в комсомольских кроссах и не добуду первенства только потому, что всё время буду наступать на свою длинную седую бороду. Ленинград двадцать шестого года! Я был секретарём комсомольской газеты 'Смена'. Секретари! Не учитесь у меня образцовой работе. Вы не заслужите благодарности читателя. И всё равно, я любил. Неумеючи, угловато, с пятое на десятое, но я любил. Я любил эти свежие гранки, в которых что-то сообщал комсомольцам. Любил развешанную на стендах газету, в создании которой я принимал какое-то участие. Любил кировцев, которых раньше называли путиловцами, любил красное знамя, под которым погибло там много моих товарищей, и над этим знаменем светило солнце. И лучше бы погасло солнце, чем померкло моё знамя... ------------------------ Из архива писателя |
Звуковая страница 3 - Стихи должны перевернуть мир. Воспоминания о Маяковском Л.Брик.