| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
|
|
Георгий БЕРЁЗКО Это отрывок из первой главы романа, который я сейчас дописываю Он называется 'Дом учителя', а первая глава - 'Ополченцы'. И пишу я роман о том, как уже в первые, самые тяжёлые месяцы войны с германским фашизмом, в самую грозную её пору, обнаружились могучие истоки нашей великой победы - патриотизм и мужество народа. ополченцы Точно некий вирус ненависти распространялся по миру, он назывался фашизмом; проникая в мозг, он превращал человека в убийцу. И перед этой эпидемией ненависти бессильными оказались и 'острый галльский смысл' и 'сумрачный германский гений'. Обезумевшие лавочники в центре Европы складывали костры из книг своих философов и поэтов, словно мстили за то, что философы и поэты пытались их очеловечить: С проблеском надежды Истомин следил ещё в те годы за сообщениями из Испании, нищей и храброй Испании, в которой вновь зазвенел меч благородного рыцаря из Ла-Манча. На зов о помощи отовсюду устремились к Пиренеям добровольцы-интернационалисты, странствующие рыцари нашего века. Но и этот цвет человечества был частью уничтожен, частью рассеян закованным в танковую броню злом. Мадрид пал. И Виктор Константинович отнёсся к этой катастрофе как к личной. Он даже, что случалось чрезвычайно редко, поссорился с женой, когда она сказала: 'Подумай о себе. Ты же спал сегодня всю ночь, на всех тебя не хватит'. Он распалился, стал кричать о позоре равнодушия, но, заметив слёзы в глазах жены, тоже заплакал - первый раз после смерти матери. Так они и помирились, плача о судьбе Испании у себя в Большом Афанасьевском переулке в Москве, в комнате, заставленной громоздкой родительской мебелью, в старой коммунальной квартире на четвёртом этаже. Далее, будто в адовом кегельбане, стали валиться и другие столицы: пали Вена и Прага, Афины и Варшава, подожжённая пикирующими бомбардировщиками, капитулировал Париж. И по примолкшим в унижении Елисейским полям, мимо Триумфальной арки, мимо могилы Неизвестного солдата проползли, лязгая, немецкие танки. Величайшее зло пожирало целые народы, оно с неправдоподобной быстротой наливалось силой, тучнело: А в одно воскресное утро Виктор Константинович и его жена, сидя за чаем, услышали из репродуктора: ':Двадцать второго июня, на рассвете, без объявления войны, немецкие самолёты бомбили Киев, Одессу, Львов:' Бело-румяное, милое лицо жены сделалось - он запомнил - слезливо-дряблым, некрасивым, и она тут же машинально стала убирать со стола, хотя они только приступили к завтраку: А спустя ещё неделю с небольшим он, Истомин, автор книги 'Лирическая поэзия первой половины XIX века', одним из первых в институте, где преподавал, пришёл записываться в дивизию народного ополчения. Он не размышлял тогда и не оглядывался, он действовал, как человек, над которым убийца занёс руку. В парткоме, у стола секретаря, стеснились служащие института и студенты-москвичи. Они расступились перед Истоминым, и один, совсем юнец, первокурсник, громко и чересчур уж весело проговорил: - Виктор Константинович, и вы? Вместе пойдём! Будем у вас консультироваться в свободный час. И Истомин таким же преувеличенно бодрым тоном ответил, что, разумеется, они не будут терять зря времени, так как войны кончаются, а наука бесконечна. |