| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
|
|
Лишний смех НА ОСТРИЕ НОЖА
Перед постановкой 'Дней Турбинных' меня встретил в коридоре Лужский - замечательный артист, один из руководителей труппы МХАТа - и сказал: 'Вот вам, голубчик, и экзамен на чин'. Роль Лариосика была моей первой крупной работой в Художественном театре. На этой пьесе 'экзаменовалась' вся наша тогда молодая команда - Хмелёв, Соколов, Прудкин, Добронравов. Станиславский, посмотрев спектакль (режиссировал Судаков), прослезился. В его словах: 'Ну что ж, мне здесь делать нечего' - мы услышали высшую похвалу. Но за день до премьеры было решено несколько изменить последний акт, и Константин Сергеевич сам вступил в работу. Первая сцена была моей. Неожиданно Станиславский предложил мне ввести ряд смешных трюков. Я не согласился. Константин Сергеевич был жесток на репетициях, он был просто тираном. И вдруг бунт! И кто взбунтовался? Мальчик! Я защищал лирическую сторону роли: 'Лариосик только что объяснился Елене в любви, и она ему отказала'. Станиславский не принял этого: 'Он молодой человек, через полчаса он забыл об отказе!' Кончилась репетиция - я был в отчаянии. Ясно: больше мне в театре делать нечего: Ночь я не спал. Назавтра просмотр спектакля. Сижу в уборной, гримируюсь. Стук в дверь. И вдруг вижу в зеркале - за моей спиной Станиславский. Я вскочил. 'Садитесь, продолжайте', - и садится рядом со мной на диванчик. Ну как гримироваться в присутствии льва с раскрытой пастью? Молчу. И он молчит. Потом привычно так откашлялся: 'Вот что, я скажу вам нечто важное. Всё, что я вчера говорил, - чепуха'. От неожиданности я стал что-то возражать. 'Слушайте меня, - гаркнул он, - играйте по-своему. Ну, ни пуха, ни пера'. И ушёл. Почти каждый спектакль Станиславский следил за нами. Выходя со сцены, я попадал прямо к нему в лапы. 'Что случилось? - спрашивал он. - Почему публика принимает сегодня больше, чем надо? Может, стараетесь смешить? Помните, лишний смех зрителей убивает атмосферу акта: гибель семьи, гибель турбинского дома. Вы чувствуете, что находитесь на острие ножа? Немножко вправо - переиграли, немножко влево - недоиграли. Вот, берегите это самое остриё'.
ТРУДНАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
В 1924 году Художественный театр, вернувшись из Америки, решил возобновить постановку 'Ревизора'. Начали репетировать. Чехов - Хлестаков, Москвин - Городничий. В спектакле были заняты Леонидов, Лужский, Книппер. Мне дали Добчинского. Помню, что Владимир Иванович Немирович-Данченко всё был недоволен началом. - Самое трудное, - говорил он, - сыграть неожиданность. Всегда актёры реагируют чуть раньше или чуть позже. Пробовали входить с этой фразой: 'Я пригласил вас, господа:' Пробовали сидеть, пробовали стоять. Начала не получалось. И вот снова и снова мы репетировали первый акт. Начинались репетиции в одиннадцать часов, старые актёры приходили обычно раньше. Владимир Иванович - всегда строго в назначенный срок. Но вот однажды идёт третья минута двенадцатого - его нет, пятая: Стали беспокоиться. Пятнадцать минут - нет. Позвонили домой. Говорят, давно ушёл. Следовательно, произошло что-то в дороге?! Наконец бежит помощник режиссёра: пришёл Владимир Иванович! Он вошёл в репетиционное помещение встревоженный, вытер лицо платком, попросил его извинить за опоздание. Затем после некоторой паузы сказал, что его вызывали в Наркомпрос, чтобы сообщить о закрытии театра. Воцарилась мёртвая тишина. У Леонидова сделался такой глаз, что казалось, сейчас он схватит стул и разнесёт всё кругом. Помню лица Москвина, Лужского: - Ну, вот, - сказал довольный Владимир Иванович, - навсегда запомните это ощущение. Вот оно, начало первого акта. Фото И.Александрова
|
