| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
|
|
ДВЕ 'МУЗЫ' Из воспоминаний Это случилось много лет назад. Женщин в то время еще не допускали в университеты, и для них были открыты особые Высшие женские курсы, в Петербурге - имени Лесгафта, а в Москве - Герье. Мы с сестрой были курсистками и жили в маленькой московской комнатушке, почти пустой от мебели. Угощать было нечем, но гости к нам хаживали; среди гостей были Андрей Белый (Боря Бугаев для нас) Рахманинов, Владя Ходасевич. Последний звал нас 'гофманские сёстры': так много фантастичного приключалось с нами в этой комнате. Он ходил к нам особенно часто. Иногда просто просовывал в дверь своё последнее стихотворение, подписанное 'Неизвестный доброжелатель', а чаще сидел среди комнаты на одинокой тумбочке, пытаясь поджать тонкие, как спички, ноги, и читал нам Пушкина. Владя Ходасевич был в те времена неимоверно худ, с сухими и серыми, втянутыми внутрь щеками и колючими маленькими глазками из-под пенсне. Он болел туберкулёзом позвоночника, его лечили растягиванием на каком-то специальном больничном аппарате. Боялся людей и сторонился их. 'Мне всегда кажется, что люди обращены ко мне угрожающе, словно жёрла пушек', - признался он нам. Но Пушкина читал Ходасевич так, как никогда потом ни от кого я подобного чтения не слышала. И вот однажды он прочёл нам 'Музу' - не прочёл, а почти излил в звуках:
В младенчестве моём она меня любила И семиствольную цевницу мне вручила.
- Семь стволов! Запомните. И 'цевница' не звучит архаически, наоборот, это инструмент будущего:
Она внимала мне с улыбкой; и слегка По звонким скважинам пустого тростника Уже наигрывал я слабыми перстами И гимны важные, внушённые богами, И песни мирные фригийских пастухов.
- Поэт пробует - слабо падают отдельные звуки; потом возникают важные гимны, утро музыки, средневековые лады. Вторгается современность - пастораль. Постепенно заговаривают под слабыми перстами первый, второй, третий стволы тростника:
Прилежно я внимал урокам девы тайной; И, радуя меня наградою случайно, Откинув локоны от милого чела, Сама из рук моих свирель она брала: Тростник был оживлён божественным дыханьем И сердце наполнял святым очарованьем.
- Сама берёт свирель - и заговаривают все семь стволов, заговаривают божественным дифирамбом! Мы были потрясены чтением Ходасевича. До сих пор помню его интонации в каждой строке этого бессмертного стихотворения. Владя рассказал нам, что Пушкин вдохновился темой французского поэта Андрэ Шенье об уроке игры на флейте, но из простого урока музыки Шенье он сделал урок поэзии, урок каждого искусства вообще, глубочайший по красоте и смыслу. В те дни я дружила с Рахманиновым и 'препарировала', как он тогда выражался, тексты для его романсов, стараясь изгнать из его стихотворного 'репертуара' поэтов Галину, Ратгауза и Надсона. На следующий день мы встретились с Рахманиновым, и я 'начитала' ему пушкинскую 'Музу' полностью, так, как начитал её нам Владя Ходасевич. Сергей Васильевич тотчас загорелся. Он положил 'Музу' на музыку. И посвятил свой романс мне. Я была для него в те дни нашей дружбы ноткой Re; 'Муза' так и напечатана с посвящением RE. На этом судьба её в музыке не окончилась. Когда романс был напечатан, я показала его Николаю Карловичу Метнеру и опять передала ему рассказ Влади Ходасевича. Николай Метнер был, как и Рахманинов, сразу захвачен пушкинским текстом. Но он понял его глубже и шире, как-то раздвинул во времени: от первых звуков свирели в пастушьих ладах (они падают стеклянно-отчётливо, 'звон - сква:') до ликующего полнозвучного дифирамба под перстами самой богини искусства. Мариэтта ШАГИНЯН От редакции. Написав романс 'Музы', Н.К.Метнер посвятил его тоже Мариэтте Сергеевне Шагинян. |
Зуковая страница 8 - Два романса на стихи А.С.Пушкина 'Муза'. Романс С.Рахманинова исполняет З.Долуханова, ф-но Б.Козель; романс Н.Метнера - Э.Шварцкопф и автор.