| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
|
|
Борис ПОЛЕВОЙ о книге, которая появилась вне очереди Книги, как и люди, каждая имеет свою судьбу. У последней моей работы, озаглавленной 'В конце концов', судьба, может быть, несколько необычная. По окончании второй мировой войны мне, недавнему военному корреспонденту' довелось быть собкором 'Правды' на процессе Международного военного трибунала над главными военными преступниками. Судили ближайших соратников Гитлера - Геринга, Гесса, Риббентропа, Розенберга, фельдмаршалов Кейтеля и Йодля, словом, всех тех, кто развязал вторую мировую войну, истребил десятки миллионов людей и залил кровью страны Европы. Десять месяцев шёл этот суд. Десять месяцев виднейшие юристы читали страшную книгу нацистских преступлений, равных которым не знала земля. Десять месяцев мы, журналисты, слушали документы, рассматривали вещественные доказательства, от которых волосы шевелились на голове даже у нас, бывалых людей, всё повидавших в дни войны. Мы по мере сил и умения рассказывали об этом процессе на страницах газет. А потом, вернувшись домой, честно говоря, ушли с головой в мирные дела. Те страшные картины, что мы видели в дни процесса, отойдя в прошлое, стали представляться нам чем-то вроде кошмара, который хотелось поскорее забыть. После войны я написал около двух десятков книг. Это были книги о, войне и о мире. О людях, с которыми я встречался и которых любил, о их делах, к которым я относился с глубоким уважением. И вот теперь затевалась новая книга. Мне минуло 60 лет, и хотелось как бы подвести итог тому, что я видел и пережил, написать роман о жизни человека моего поколения. Ведь именно ему посчастливилось активно участвовать и в осуществлении планов первых пятилеток и в первых боях на советской границе на Дальнем Востоке, быть солдатом в Великой Отечественной войне, творить чудо послевоенного восстановления и, наконец, создав гигантскую индустрию и .самую передовую науку, командировать своего первого посланца в Космос. Как это в большинстве случаев бывало в моих литературных работах, конкретный герой, мой товарищ по комсомольской ячейке, прошедший через все испытания и ставший ныне одним из славнейших инженеров мира, был перед глазами. Другие герои уже начинали толпиться вокруг него. И вот как раз в это время жизнь бросила меня в Западную Германию, в старинный город Майнц, что лежит на великой немецкой реке Рейн. Друзья показа ли мне в городе странный памятник. Это была большая, вытесанная из гранитной глыбы карта гитлеровского рейха. От основной каменной массы широкой трещиной были отделены территория Германской Демократической Республики, а также земли Польши, Чехословакии, когда-то захваченные Гитлером, и наши советские земли, включённые в состав страны после войны. На этой каменной карте поперёк было выбито слово 'Дойчланд', но часть букв отсекалась трещиной. Был уже поздний вечер. Через старинную площадь к памятнику, как бы олицетворявшему реваншистскую мечту о возврате к гитлеровским временам, гусиным шагом, каким когда-то шагали на своих парадах штурмовики, подошла группа пожилых людей. Нам сказали, немцы из Висбадена, города, что напротив, за Рейном. В петлицах их были гитлеровские ордена. Выстроившись у надтреснутого камня, они гаркнули: 'Хайль!'. 'Хайль Гитлер' они не сказали, но это подразумевалось само собой. Это как бы звучало в их крике. Вероятно, то были эсэсовские недобитки, собравшиеся на какое-то своё торжество... Вот тогда-то, в те минуты, как-то сразу на второй план отошла очень дорогая для меня идея написать роман о современнике. Я был на Нюрнбергском процессе. У меня на даче на чердаке лежало несколько коробов с протоколами судебных заседаний, с фотографиями вещественных доказательств и толстые блокноты с моими записями. 'Нет, я не имею права молчать',- сказал я себе. Неужели человечество забыло то, что было всего четверть века назад? Неужели в памяти его изгладились международные законы, принятые в Нюрнберге и объявляющие преступлением любую агрессию, геноцид, попрание человеческих прав? Нельзя молчать! Человечество не имеет права забывать Нюрнбергский процесс, его уроки, его законы. Я отодвинул в сторону заготовки, достал документы, фотоматериалы, старые тетрадки своих дневников того времени. И те далёкие уже дни воскресли для меня, ибо то, что мы видели и слышали в Нюрнберге, навсегда останется будто бы врезанным в память. Готовя дневники для печати, я старался передать впечатления тех дней, ничего не изменяя и не модернизируя. Что у меня получилось - не мне судить. Но для меня эта книга является моим публичным выступлением против того страшного и отвратительного, что вопреки законам, вопреки разуму человеческому в разных формах возрождается сейчас в капиталистическом мире. На второй звуковой странице Б.Полевой читает заключительную главу нюрнбергских дневников: '...На пути из Нюрнберга в Москву я вспомнил давнишний разговор в подвале разрушенного сталинградского дома в самые тяжкие дни битвы за этот город. ...Промёрзший подвал... Из дальнего угла слышатся стоны раненых... Коптит светильник, сделанный из сплющенного снаряда. У стола худой человек - секретарь парткомиссии. - За эту неделю партия потеряла в нашем полку одиннадцать коммунистов, а приняли, знаете, сколько? Шестнадцать...' |
Звуковая страница 2 - Звуковое приложение к собранию сочинений. Б.Полевой. Из 'Нюрнбергских дневников'.