| Обл.1 |
| обл.2 |
| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
| обл.4 |
|
|
|
|
ПОБЕЖДАЕТ ПОЭЗИЯ Крылатой зовут поэзию недаром. Что можно взять с собой, если ничего взять нельзя? Музыку и поэзию, поэтическую строку, например: 'Я вас любил: любовь ещё, быть может...', 'Дрожащие огни печальных деревень...', 'Век шествует путём своим железным...', 'Я встретил вас, и всё былое...' Как мало нужно, чтобы сохранить эти драгоценности на всю жизнь! Всего лишь память, всего лишь душа. И никакой техники. И только один инструмент - голос. Да и того меньше - молчания достаточно. 'Я только стих, я только душа...' Самое высокое требует наименьшей оснащённости. Всего лишь - человека, только его одного. Даже и другого не нужно - ты уже с ним незримо соединён. Мудрец наших дней М.М.Бахтин говорил, что лирика - это голос хора, это хоровое начало, всеобщее. Произносишь - я, но это - мы. 'Если крикнет рать святая: 'Кинь ты Русь, живи в раю!' - я скажу: 'Не надо рая, дайте родину мою'. Мы так и говорим. И окликаем - знакомых и незнакомых - через десятилетия, узнавая в людях - людей, в народе - народ: 'Ребята! Не Москва ль за нами?..' И не была ль та знаменитая строка из 'Бородино' невидимым, но могучим, не учтённым врагами подкреплением защитникам Москвы в памятном сорок первом? Она окликала, она собирала людей, и в строй действующих бойцов она вводила наших предков. Все они повторяли тогда слова эти, как клич, как заклинание, как клятву. Могучий голос! Голос всего одной строки. А летящий через века голос любящей жены?.. 'На Дунай Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычет...' Разве не стал тот одинокий голос единым гласом верности любимых - своим воинам, подвижникам? И что во все времена смогли бы мужчины, не будь той нежности и верности? 'Полечю, - рече, - зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле'. Мнения учёных разделились: одни считают 'зегзицу' кукушкой, другие - чайкой. Но летит тот голос над всеми битвами и подвигами, и с жёнами декабристов прилетит в Сибирь (с ними не случайно дойдёт и пушкинский 'свободный глас'), отзовётся и в сражениях, и в испытаниях нашего времени... Но не преувеличиваем ли мы власть поэзии, не создаём ли какой-то мистический культ поэтической строки? Ведь есть и противоположная, крайне трезвая точка зрения на роль и место поэзии... Давным-давно, задолго до 'физиков и лириков' атомного века, этот спор подслушал и запечатлел Константин Случевский: 'Смерть песне, смерть! Пускай не существует!.. Вздор рифмы, вздор стихи! Нелепости оне!.. А Ярославна всё-таки тоскует в урочный час на каменной стене...' И во время страшнейшей из войн сколько пишется у нас стихов, как передаются из окопа в окоп строки любви, как учит не умирать Василий Тёркин! Потому что любовь и поэзия - с нами, в этих вот словах: 'Жди меня, и я вернусь...' Поэзия любит, взывает, убеждает: жди, верь, и придёт. Кто же поддал такую летучесть, крылатость, человечность русской поэтической строке? Народ и его поэты. Не забудем же ломоносовскую оду 'На взятие Хотина' 1739 года, которая на практике явила привычный нам ныне силлабо-тонический строй стиха: 'Восторг внезапный ум пленил...' - первая строка той оды. Нам было бы гораздо труднее запомнить стихи, принимать их в сердце, не родись такая гармоническая речь... И даже подчас необычайные ритмические перемены и новации современного стиха развиваются как бы на фоне этого классического строя. Владислав Ходасевич сказал замечательно: 'Из памяти изгрызли годы, за что и кто в Хотине пал, - но первый звук Хотинской оды нам первым криком жизни стал'. He оттого ли само понятие и ощущение родимой речи наиболее выпукло, наиболее интенсивно дано нам в поэзии? Запоминая, повторяя стихи, мы упиваемся звуком родной речи, словно водой из лесного родника, такой невероятной в своей естественности. Язык и есть народ, говоря по-старинному, 'Всяк сущий в ней язык...' - наш великий русский поэт мечтал о вечном звучании братских языков, о вечном братстве разноязыких народов, которые, 'распри позабыв, в великую семью соединятся'. Разве случайно имя поэта и есть имя народа? Пушкин и Шевченко, Руставели и Абай, Исаакян и Райнис, Вургун и Купала, Джалиль и Кулиев... Итак, мы, назвав имена поэтов, конечно же, назвали имена народов, услышали голоса братства. А великий армянский поэт Саят-Нова писал ещё и прекрасные песни на грузинском и азербайджанском языках, воплощая в своей поэзии нераздельность культуры трёх древнейших народов-соседей. Таково призвание, таково назначение поэзии - явиться духовной опорой человека и человечности. Саят-Нова был растерзан фанатиками-завоевателями. Но слово поэта непобедимо. '...В мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал', - прозвучало полтора века назад. Но понятие 'тридцать седьмой год', мы знаем, связано не с девятнадцатым столетием. Вообще наше время подвергло поэзию и человечность немыслимым испытаниям. И всё-таки, всё-таки мы услышали громкие строки о том, что в наше время 'пусты лагеря, а залы, где слушают люди стихи, переполнены'. Поэзия и правда торжествуют, хотя и даётся это тяжёлой ценой. Влюблённые во все времена безотчётно начинают изъясняться стихами. И борцы за свободу в 'роковое время' (по слову Рылеева) обращаются к поэтической строке. Говорят, что настоящие стихи пишут кровью. Но это случается и буквально. Всё можно отнять у человека, но нельзя отнять поэзию, которая в памяти и в душе. Только вместе с жизнью... 'Ледяная ночь, мистраль...' Или: 'Небо нас совсем свело с ума...' Настоящая поэтическая строка всегда веет чем-то бесконечно пленительным, 'как родина и как весна'. И действительно несёт в себе всё самое дорогое. Самое поразительное, какой безмерный мир может быть заключён в одном стихотворении, даже в одной строке... Ну, попробуйте произнесите, например: 'Утро туманное, утро седое...' Или: 'Русской ржи от меня поклон...' Стоит ли удивляться после этого, что поэзия врачует, возвышает, скрепляет человека, что она способна спасти? Ведь она и создаётся с верой, что в дни испытаний и бед обязательно спасёт. Послушайте: 'Роняет лес багряный свой убор...' 'Несмотря на кажущуюся эфемерность,- замечал Сергей Наровчатов, - поэзия обладает поистине могучей конструкцией, способной удержать громаду собора Парижской богоматери, стремительную арку Бруклинского моста, причудливые купола Василия Блаженного и строгую тяжесть египетских пирамид'. Добавим: и весь мир человека... ■ Ст.ЛЕСНЕВСКИЙ Фото А.ЛИДОВА |