| Обл.1 |
| обл.2 |
| 1 |
| 2 |
| 3 |
| 4 |
| 5 |
| 6 |
| 7 |
| 8 |
| 9 |
| 10 |
| 11 |
| 12 |
| 13 |
| 14 |
| 15 |
| 16 |
| обл.3 |
| обл.4 |
|
|
|
|
УРОКИ МАРИИ КАЛЛАС ...режиссёров, как Франко Дзефирелли. Сама Каллас чрезвычайно тщательно готовилась к занятиям, памятуя, что ей предстоит показывать самой всё, что исполнят ученики. Пришлось вспомнить свою Леонору из бетховенского 'Фиделио' - учебную партию, которую она учила ещё в Греции. На уроках можно было услышать фрагменты из ролей, которые она никогда не пела в театре: Амнерис в 'Аиде' или Эболи в 'Дон Карлосе'. На одном из уроков она показывала корейцу баритону Ким Сун Гилу, как надо петь арию Риголетто из второго действия - 'Куртизаны, исчадье порока, за позор мой вы много ли взяли?' Показывала она не по-профессорски, не вполголоса, а во весь голос. Она 'выкладывала' партию и как актриса - скульптурно, чтобы был виден каждый мускул лица или жест руки, или поворот корпуса. И вместе с тем - огромное уважение к индивидуальности студента. Она не стремилась 'размножить' себя в своих студентах, не хотела создать как можно больше 'маленьких Каллас', и потому она говорила им не 'сделайте так-то', но почти всегда - 'сделайте так, потому что...'. И далее шли аргументы из области музыки театра, истории и её собственной практики, когда она выясняла технические детали исполнения, показывала дыхание бельканто, объясняла, как надо выпевать речитатив, знакомила учеников со своим изумительным гибким легато, просто пела им куски роли. Что касается толкования той или иной партии, то тут порой Каллас сравнивают с Рембрандтом в том смысле, что великий художник следовал девизу 'Прекрасное - это серьёзное'. Так и у Каллас- поступки её героинь почти всегда серьёзны. Может быть, поэтому в перечне её ролей всего две комические партии - Розины в 'Севильском цирюльнике' и Фиориллы в опере того же Россини 'Турок в Италии'. Отсюда, конечно, не следует, что Каллас не была склонна к юмору - достаточно услышать, какой хохот стоял на открытых уроках... А пока попробуйте представить себе, что время отступило на 17 лет назад, вы вошли в зал Джульярдского театра, заняли своё место. На сцене пока никого нет, рояль, стул и заваленный клавирами стол. Сейчас войдёт высокая женщина со спадающими на плечи каштановыми волосами, внимательно посмотрит сквозь очки в черепаховой оправе на своих учеников и, улыбаясь, спросит: 'Так кто же из вас готов сегодня к певческой атаке?'. Александр СЛУЧАЕВ Фото А.ЛИДОВА
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- ЛИТЕРАТУРА: МЕСЯЦ ЗА МЕСЯЦЕМ Кажется, за последние два года мы прочли немало повестей и романов о трагических событиях конца тридцатых и начала пятидесятых, погружаясь в мир человеческого горя и страданий, разочарований и надежд. Однако ж журналы приносят всё новые произведения. 'Не много ли? - раздаются порой голоса.- Стоит ли постоянно углубляться в историю? Не лучше ли показать достижения современности?' Но именно горячность этих голосов показывает, что речь не об истории. Не только судьба страны, но и наши жизни до сих пор определены эпохой коллективизации, индустриализации, первых пятилеток и показательных горькой памяти процессов. Долгие годы нас приучали к мысли о том, что для каждого советского человека XX съезд, разоблачивший преступления Сталина, явился внезапным потрясением. 'Наверное, разбираясь в тогдашних представлениях людей моего поколения, - пишет К.Симонов в записках 'Глазами моего поколения' ('Знамя', 1988 г., ??3, 4),- надо провести какие-то грани между в одних случаях полною верою в правильность происходившего, а в других случаях - полуверою, инстинктивными сомнениями...' Диапазон расхождения тут не слишком широк. А то, что он был и остаётся значительно шире, подтверждается всё новыми и новыми свидетельствами. Академик Е.Велихов ('Огонёк', 1988 г., ? 15), рассказывая о себе, вскользь замечает, что он рос в такой среде, 'где знали и о лагерях, и о преступлениях Сталина, и о том, что, с научной точки зрения, речи Лысенко - бред сумасшедшего'. Некоторое представление об образе мыслей людей, принадлежавших к этой среде, даёт и дневник академика В.И.Вернадского, отрывки из которого опубликованы в 'Литературной газете' (1988, ?11). Вернадский - горячий патриот, в тяжкие для страны времена верящий, что победа над фашизмом неизбежна, не имеет тем не менее никаких иллюзий насчёт характера сталинизма, размышляет об искажении великих идей в истории, о невозможности достижения социальной справедливости без 'свободы мысли'. К.Симонов рисует на фоне сталинского времени, а точнее, безвременья, портрет типичного для той поры человека. Он живёт, 'как глухой'. Такая идея, развиваемая К.Симоновым, имеет под собой почву. Казалось бы, аргументом в её пользу является и повесть Лидии Чуковской 'Софья Петровна', опубликованная в журнале 'Нева' (1988, ?2). Героиня повести - одна из тех миллионов, что внимают сообщениям радио и газет о шпионах, вредителях, диверсантах, свято веря, что с честным человеком у нас ничего не может случиться. Жизнь бросает вызов этой уверенности Софьи Петровны - арестовывают её сына, горячо преданного идеалам коммунизма. Но даже сталкиваясь в страшных тюремных очередях 37-го года с морем человеческого горя, с тысячами женщин, старых и молодых, в платках и шляпках, Софья Петровна продолжает верить, что лишь её сын арестован по ошибке, все же, стоящие в очередях,- это жёны и матери 'врагов народа', вредителей и шпионов. Да, Софья Петровна страдает слепотой. Но разве сам факт написания Лидией Чуковской этой повести в 1939 году не свидетельствует о том, что отнюдь не все как слепые и глухие колебались лишь между 'верою' и 'полуверою'? Борис Ямпольский, чей роман 'Московская улица' ('Знамя', 1988, ??2, 3), по-моему, одно из замечательных литературных событий текущего года,- человек того же поколения, что и К.Симонов, и сходного жизненного опыта. В одни и те же годы они учились в Литературном институте, в одно и то же время работали военными корреспондентами 'Красной звезды'. Но роман Б.Ямпольского не о драме прозрения или трагедии неведения. Страх - одно из ключевых слов в романе. Нет, герой отнюдь не трус. Во время войны, когда опасность конкретна, когда есть ощущение, что с фашизмом нельзя существовать на одной земле, он проявляет и мужество, и твёрдость. Но храбрость- это не отсутствие страха, это его преодоление. Если нет преодоления - нет и храбрости. Неведение опасности не есть бесстрашие. Герой романа 'Московская улица' охвачен страхом, потому что не страдает неведением. В отличие от персонажа, рисуемого К.Симоновым, герой Б.Ямпольского прекрасно знает, что все эти призывы 'раздавить', 'разоблачить', 'покарать' относятся непосредственно к нему. Но даже не ожидание ареста наполняет страхом всё его существо. Страх разлит в воздухе того времени, соседствуя с атмосферой виновности, всеобщей и каждого в отдельности, и эта атмосфера губительна для личности. Роман Б.Ямпольского открывает новые грани в той мировоззренческой драме, которая настигала людей его поколения, и, по-видимому, настала пора отрешиться от упрощённого понимания этой драмы как драмы неведения, разочарования, обманутых ожиданий. 'Между верою и полуверою', как выразился К.Симонов, находилась лишь одна часть общества. Немало людей располагались на другой. Осмыслить их свидетельства, как документальные, так и художественные, - одна из задач нашего времени. Алла ЛАТЫНИНА |
