|
ПАРТИЯ ОТЕЛЛО ПОРУЧЕНА ДИРЕКТОРУ - Как выглядит афиша нынешнего сезона? - Более трёх десятков названий. Конечно, классика, романтические опера и балет. Без таких спектаклей, как 'Лебединое озеро', 'Спящая красавица', 'Травиата', не обойтись. Очень популярен у нас спектакль на музыку Б.Павловского 'Белоснежка и семь гномов'. Идет прокофьевская 'Золушка' в постановке школы балета. Мы довольны спектаклем 'Норма', опереттой 'Летучая мышь', детской оперой 'Буратино'. Что касается премьер, то в ноябре поставили новую оперу А.Бражинскаса 'Пламя' в честь 70-летия Октября. После Нового года - 'Свадьбу Фигаро'. Планируем новую постановку балета 'Голубой Дунай'. Будем ставить 'Фауста' и балет-модерн молодого, но уже признанного композитора Б.Кутавичюса. Кроме того, в планах детская опера В.Тельксниса 'Малыш и Карлсон'. - Есть в театре проблема с пополнением труппы? - В основном солисты оперы - выпускники Вильнюсской консерватории. У нас неплохо преподают пение. И мы каждый год можем выбирать. С балетом сложнее. Хотя большинство из тех, кто у нас работает, выпускники Вильнюсской балетной школы. - Кого из солистов оперы вы бы выделили? - Тенора Сергея Ларина и баса Владимира Прудникова. Они воспитанники литовской консерватории. У нас поёт армянин Гегам Григорян, прекрасное меццо-сопрано Ниёле Амбразайтите, но, пожалуй, самая яркая фигура в оперном искусстве нашего театра - певица Ирена Милькявичуте. В общем, певцы у нас хорошие. А спектакли бывают лучше, бывают хуже. - А ваши ученики есть в театре? - Да, уже девять моих бывших студентов поют в театре. - Каковы ваши личные творческие планы? В каких спектаклях вы заняты? - Я мог бы петь в десяти спектаклях, но занят один раз в месяц в одном 'Отелло'. Почему? Потому что финансовые правила не позволяют. Как видите, и директор бывает жертвой бюрократических препон. Что бы я хотел исполнить? Партию Хозе в 'Кармен' в новом переводе на литовский. Вероятно, спою в 'Паяцах'. У меня в репертуаре свыше сорока оперных партий. Надо подготовить сольные программы. Хочу обратиться к произведениям Малера, Мусоргского. - Вы считаете себя счастливым человеком? - Разве по мне это не видно?! ■
Сцена из оперы 'Отелло'. Дездемона - И.Милькявичуте. Отелло - В.Норейка. Фото А.ЖИЖЮНАСА, А.СТЕПАНОВА Звуковая страница 5 - Певец Виргилиус Норейка. ================================================================================== ЛИТЕРАТУРА: МЕСЯЦ ЗА МЕСЯЦЕМ В начале года печать энергично подводит итоги предыдущего. В первом номере 'Кругозора' пыталась это сделать и я в самой краткой и общей форме, диктуемой объёмом. Но тем временем возникли споры о том, что же всё-таки считать главным литературным событием года. Вопрос этот ставят в своих письмах и читатели, добиваясь, по-видимому, от критиков точных, а не уклончивых, 'перечислительных' ответов. Выскажу свое мнение: публикации. В первую очередь 'Котлована' А.Платонова, 'Собачьего сердца' М.Булгакова, 'Повести непогашенной луны' Б.Пильняка. И совсем не случайно именно этот крен литературных журналов в сторону подобных публикаций вызывает наиболее резкие возражения тех, кому явно не по душе процесс демократизации общественной жизни. 'Задержавшаяся' проза - феномен нашего века. Время отвергло некогда писателей, бросавших в лицо ему обвинения, которых оно, время, слушать не желало. Нынешнее время вспомнило об отлучённых и решило их выслушать. В 1976 году в издательстве 'Художественная литература' вышел том 'Избранных произведений' Бориса Пильняка. Это само по себе замечательно, ибо имя столь значительного писателя, арестованного в 1937 году и в заключении погибшего, было известно лишь узкому кругу. Том был довольно куцый, и автор предисловия, опасаясь, видимо, 'неподготовленности' читателя, старательно указывал на 'заблуждения и идейные шатания' Б.Пильняка. Упоминая, в частности, 'Повесть непогашенной луны', он говорил о ней как о 'политической ошибке', 'необъективном, искажающем советскую действительность произведении'. И вот недавно в журнале 'Знамя' ? 12 за 1987 год опубликована эта повесть, 60 лет назад вызвавшая литературный скандал (тираж журнала 'Новый мир', тогда её напечатавшего, был конфискован). Посмотрим теперь, что же в ней 'искажающего' и 'ошибочного'? Сюжет повести прост. Командарм Гаврилов, полководец, имя которого обросло 'легендами войны', имевший право и волю посылать людей убивать себе подобных, оказался лишенным права и воли ослушаться приказа другого человека. А приказ, в сущности, невинный - лечь на операцию. Но тягостно-значительна и зловеща в повести фигура 'негорбящегося человека', ночами сидящего над книгами о государстве, праве и власти. Человек, который говорит 'громко и твёрдо, и каждая его фраза была формулой', обладает правом разговаривать с прославленным командармом как товарищ и командир ('Я тебя позвал потому, что тебе надо сделать операцию... Профессора тебя ждут... Я уже отдал приказ') - и отдаёт приказ одному из профессоров, приказ, смысл которого постепенно доходит до читателя. Вот оно, то, что иным современникам писателя казалось 'искажением действительности'. Человек устраняет с политической арены своего соперника, прибегнув к хитроумному приёму, а потом лицемерно склоняется над трупом товарища, сгубленного на операции: 'Прощай, брат!' Могло ли так быть? Нет же, ошибка, клевета, сплетня, наконец (в Гаврилове современники узнавали М.В.Фрунзе, обстоятельства смерти которого довольно прозрачно описаны автором повести). Но даже если все эти обстоятельства и не давали веских поводов считать Сталина виновником гибели Фрунзе (хотя есть свидетельства, что именно Сталин настаивал на операции, которой противился Фрунзе), то все равно Б.Пильняк создал произведение поистине творческое. В современном романе А.Рыбакова 'Дети Арбата' изображена сложная интрига, приведшая к убийству Кирова. Теперь, в середине 80-х, мы кое-что знаем о недозволенных методах политической борьбы, применявшихся в прошлом. Но какой интуицией надо обладать в 1926 году, чтобы написать повесть, в которой просвечивают и 1934-й, и 1937-й? И насколько же по-иному читаем эту повесть мы сегодня, обогащённые нашим историческим опытом! А с другой стороны, как разрушают эти публикации годами вбивавшиеся стереотипы сознания. 'Все верили, никто не знал, никто не понимал', - внушали нам. Но ведь сомневался же А.Платонов еще в 20-х в возможности построить великолепное здание для одной части человечества, уложив в его котлован трупы другой части, и сомнения эти генетически восходят к сомнениям Ф.М.Достоевского в моральности возведения здания счастья человеческого на слезинке ребёнка. Что же, цитируя знаменитые рассуждения о слезинке, мы так боялись 'неподготовленности' читателя к 'Котловану'? Да, может, как раз Достоевским-то он, читатель, в особенности молодой, подготовлен? Сомневался и М.Булгаков в возможности одним махом создать нового человека и новую культуру вопреки оптимизму своих оппонентов (повесть 'Собачье сердце'). И если теперь мы, спохватившись, заговорили о 'человеческом факторе', стали вспоминать собственную историю, размышляя, где, в каком месте свернули не на ту дорогу, то разве не новым смыслом наполняются старые предостережения тех, кто загодя видел обманчивую лёгкость и доступность такого, казалось, простого пути? Вот почему эти давние - полувековой давности - произведения оказываются не только восстановлением исторической справедливости (что само по себе важно), но, быть может, главным событием литературного 'сегодня'. ■ Алла ЛАТЫНИНА |
© КРУГОЗОР - Московская школа прав человека, 1999-2012.