|
|
К 120-летию со дня рождения А.М.ГорькогоВСЕЛЕННАЯ МАКСИМА ГОРЬКОГОИз всех русских писателей XX столетия, кроме Михаила Шолохова, лишь Максим Горький без всяких колебаний может быть поставлен - по художественной силе его творчества и по воздействию на общественное развитие - в один ряд с такими титанами человеческого духа, как Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой. Так же, как у них, во всём и за всем, о чём бы ни писал, видится Россия, олицетворённая в его произведениях тысячами неповторимых индивидуальностей. Россия - на величайшем историческом переломе, убогая и обильная, слабая и всесильная, страдающая и вопрошающая, уповающая и бунтующая. У Горького она предстаёт ещё более сложной, ещё более противоречивой, нежели даже у Льва Толстого. Творчество Горького - редкая по художественной неотразимости летопись духовных и душевных предчувствий и предощущений, сомнений, колебаний, блужданий, нередко заканчивающихся для размышляющего человека срывом, крушением, падением на дно жизни, но порой - и всё чаще - обнадёживающими встречами, озарениями, прозрениями и, наконец, выходом на путь революционной борьбы. В отличие от своих предшественников Горький не оставил без внимания ни одного класса, сословия, ни одной общественной прослойки. Всюду он обнаруживал признаки, знамения всё увеличивающегося недовольства таким общественным устройством жизни, при котором человек - 'раб - как только родился, всю жизнь раб, и всё тут!'. Процесс личного, собственного исторического самосознания Горького-писателя, поисков им ответа на коренные вопросы о смысле жизни был органической частью общего процесса революционного становления рабочего класса в России. Это и сделало писателя, 'талантливого выразителя протестующих масс', буревестником, буреглашатаем ещё до революции 1905 года. Лучшие из современников видели в нём нового человека, живое олицетворение силы, несущей миру надежду на полное переустройство мира на основах 'свободы, красоты и уваженья к людям'. Леонид Андреев с завистью говорил Алексею Максимовичу, что всё самое возвышенное составляет обычное состояние его души, что и делает его 'таким особенным, таким единственным и загадочным'. А Андрей Белый впоследствии скажет: 'Все мы, к каким бы литературным или общественным течениям ни принадлежали, мы вздрагиваем, слыша голос его, потому что голос его принадлежал голосу современного человечества, подошедшего к кризису всех былых путей жизни'. Порой он сам впадал в заблуждения, в противоречия с самим собой, в ожесточённейшие споры с лидерами различных общественных течений, с самим В.И.Лениным. Накануне Октябрьской революции и в разгар её великий писатель занял ошибочную позицию в решении коренного вопроса - удержат ли большевики государственную власть? Он явно переоценил своё 'эмпирическое' знание русской жизни и роковым образом недооценил творческую силу революционного чутья и энергии многомиллионных, особенно крестьянских, масс России. Однако его заблуждения, 'затмение' не были лишь его личным достоянием. Они являлись отражением сомнений, колебаний целых слоёв народа. Все сложности, повороты, причудливые извивы в духовном развитии Максима Горького требуют не менее внимательного и бережного отношения, чем его величайшие художественные произведения. 'А Горький - наш человек... - говорил В.И.Ленин. - Он слишком связан с рабочим классом и с рабочим движением, он сам вышел из 'низов'. Он, безусловно, к нам вернётся...' Это было сказано в июле 1918-го, а осенью того же года писатель уже находился среди самых активнейших строителей нового мира. Нет спору, М.Горький, создавая произведения разной художественной силы, рядом с ослепительными взлётами иногда, по его же собственному слову, 'срывался'. Последнее случалось не только в начале, но и в конце литературного пути, когда он написал настолько уязвимую во многих отношениях пьесу 'Сомов и другие', что отказался предоставить её театрам, как, впрочем, и напечатать. Но разве это может помешать по-настоящему оценить достоинства пьесы 'На дне', по праву входящей в десятку лучших пьес, созданных человечеством за всё его существование?! М.Горький неповторим как рассказчик, автор 'Старухи Изергиль', 'Челкаша', 'Однажды осенью', 'В степи', 'Скуки ради', 'Бывших людей', 'Коновалова', цикла очерков-рассказов 'По Руси', этюдов 'Бугров', 'Знахарка', литературных портретов 'Лев Толстой', 'В.И.Ленин'. Его автобиографическая трилогия прочно вошла в один ряд с 'Исповедью' Ж.-Ж.Руссо, 'Детством', 'Отрочеством' и 'Юностью' Л.Толстого. Его роман 'Дело Артамоновых' навсегда останется самой решительной отходной эксплуататорскому обществу, к каким бы инъекциям оно ни прибегало, чтобы удержаться на исторической арене. Его роман-эпопея 'Жизнь Клима Самгина' вечен, как вечен запечатлённый в ней народ, первым вступивший в борьбу за реальный социализм. Творчеством Горького открывается новый этап в художественном развитии человечества. Писатель выступает перед нами в своей подлинной неповторимости лишь тогда, когда воспринимается в неразрывности главного (чему его исследователи уделяют всё внимание) и всех деталей, подчас как бы вступающих в противоречие с этим главным. Он интересен неожиданностью поворотов в потоке мыслей, чувств, слов героев, в том, как в соответствии с изменяющейся жизнью смело изменяет, 'выворачивает' ситуации, коллизии, сюжетные узлы, трансформирует художественные типы, казавшиеся незыблемыми после того, как их разработали Гоголь, Достоевский, Лев Толстой. Пришло время заново перечитать всего М.Горького, не исключая 20 тысяч его писем и примерно 50 тысяч писем, полученных им от товарищей по оружию, общественных и культурных деятелей, рядовых читателей, рассмотреть внимательно каждый микроэлемент в его наследии, не вырывая этот элемент из творческой вселенной, созданной великим писателем. Ал.ОВЧАРЕНКО
В КОЛЛЕКЦИЮ РЕДКИХ ЗАПИСЕЙРЕЧЬ, КОТОРАЯ НЕ БЫЛА ПРОИЗНЕСЕНАЧетыре речи Максима Горького на Первом всесоюзном съезде советских писателей широко известны. Воспроизводились фрагменты этих выступлений и в журнале 'Кругозор'. Гораздо менее известны другие уникальные киносъёмки и фонограммы выступлений писателя. К увековечению своей персоны Максим Горький относился более чем сдержанно. Когда в 1911 году кинематографическая фирма А.Дранкова решила выпустить ленту 'Горький на Капри', он во время съёмок закрывался от направленного на него объектива широкополой шляпой. Тем не менее, фильм имел определённый успех. Дополнительную рекламу этой ленте создавали газетные сообщения об отмене её демонстрации то в одном, то в другом городе. Так, например, в газете 'Утро России' 11 июня 1911 года сообщалось, что помощник таганрогского полицмейстера запрещает фильм, ибо Горький есть 'враг государственности'. Потом этот фильм был потерян и до середины шестидесятых годов числился в списке ненайденных. Но вот теперь в Государственном архиве кинофотодокументов, который находится в подмосковном городе Красногорске, мы можем увидеть часть этих съёмок (они, как оказалось, вошли в киноленту 'Остров Капри'). Мы видим и Горького, и его шляпу, и его спутника, старого моряка, и танец тарантеллу, который исполняется в честь писателя. Снимали Горького и на набережной Сорренто. Величайшей ценностью архива являются уникальные киносъёмки, запечатлевшие М.Горького, выходящего из Таврического дворца в 1917 году и во время проведения Второго конгресса Коммунистического интернационала в 1920 году. Но больше всего сохранилось материала, отснятого после приезда Горького в 1928 году в Советский Союз: встреча на Белорусском вокзале, торжественное заседание Моссовета... Потом мы видим Горького в Октябрьских красноармейских лагерях. Он говорит: 'Мог ли я думать, что буду когда-нибудь здесь в лагерях, и меня будут так встречать солдаты?' |