|
В КОЛЛЕКЦИЮ РЕДКИХ ЗАПИСЕЙ
СИЛУ ЗЛОБЫ ОДОЛЕЕТ ДУХ ДОБРА...
В пору
создания литературной композиции 'Жить, думать, чувствовать, любить',
когда мы были 'больны' Пастернаком, народный артист РСФСР Сергей Балашов
звонил и звал: 'Приезжайте послушать самого Пастернака. Он читал у меня
свои стихи'. И вот с магнитофонной ленты звучит далёкое застолье:
незнакомые голоса, смех, звон вилок и ножей...
- А который Пастернак? - шепчу Сергею Михайловичу.
- Сейчас, сейчас,- успокаивает он. - Слышите, кто-то из гостей
просит поэта почитать свои стихи.
Артист гордился магнитофонными записями Пастернака. Поэт, зная об
этом, шутил: 'Знаете, почему я так много читаю в этом доме? Балашов -
очень хитрый человек. Он никогда меня не просит, а когда меня не просят
- я читаю'.
И вот в наступившей тишине двух времён - нынешнего и далёкого
тогдашнего - полился обволакивающий голос Пастернака, мягкий, бездонный,
пронизывающий. Почти семидесятилетний поэт читал озорные стихи:
Под ракитой, увитой плющом.
От ненастья мы ищем защиты.
Наши плечи покрыты плащом,
Вкруг тебя мои руки обвиты.
Я ошибся, кусты этих чащ
Не плющом перевиты, а хмелём.
Ну, так лучше давай этот плащ
В ширину под собою расстелим.
Он был еще весел и беззаботен, как подросток, был душой застолья,
запалом всех мыслей, рождавшихся в общей беседе, с любовью говорил о
поэзии и поэтах, об искусстве и артистах. Ничто еще не предвещало беды,
'виденья гробового'.
Беда начнется позже, с появлением 'Доктора Живаго'. Закончив работу
над романом, Борис Леонидович (по свидетельству С.М.Балашова) раздал 28
экземпляров будущей книги в машинописном варианте в редакции журналов,
своим родным, близким, друзьям и в силу доверчивого характера не
записал, кому он их отдал. Балашов получил из рук поэта экземпляр под ?
8. После прочтения романа автору вернули не 28, а только 26 экземпляров.
Два экземпляра исчезли, и он не смог вспомнить, кто же не вернул. Только
доверчивостью автора, желанием увидеть 'Доктора Живаго' напечатанным
можно объяснить то, что роман оказался в руках итальянского издателя.
Были предприняты энергичные меры для возвращения пастернаковской
рукописи. Алексей Сурков, один из руководителей Союза писателей, выезжал
в Италию, встречался с издателем. Увы, безуспешно.
Слишком был велик соблазн для коммерсанта, чтобы отказаться от
обещавшего большие доходы бизнеса. Роман был опубликован и вскоре
переведён на 24 языка. А у нас книгу изъяли из типографии.
О том, как начиналась травля поэта, как его исключили из Союза
писателей СССР, кто приложил к этому руку, сказано уже немало. Кто из
друзей оказался низок и труслив, а кто с присущей издавна истинным
русским интеллигентам душевной отвагой поддерживал опального поэта, под
чьим давлением он отказался от Нобелевской премии, - история ещё скажет
своё слово.
Пастернак ходил подавленным. Донимали не только хвори и недуги.
Мучила угроза 'выдворения из Советского Союза'. Покинуть любимую Родину
- такого он не мог себе представить. И только после его письма
Н.С.Хрущёву самое страшное вроде бы осталось позади.
Уместно вспомнить, как в 1912 году, когда он изучал в
Германии философию под руководством профессора Германа Когена, одного из
вдохновителей неокантианской школы философии в Марбурге, Пастернаку
предложили дождаться экзамена на доктора, сдать его и обосноваться на
Западе. Перед 'красивым 22-летним'...
(окончание на след. странице)
На пятой звуковой странице Пастернак читает свои стихи
'Ночь',
'Вечер',
'Свадьба'.
Запись публикуется
впервые (архив С.М.Балашова).
|
|